– Allez, Арлетт!

Арлетте после каши хотелось спать. Минувший день был долгим и каким-то томным, но она не спорила. В дороге шпильманы не работают. В дороге шпильманы отдыхают. А она и так дней пять из-за руки не работала. Нехотя полезла в повозку переодеваться.

Бенедикт подвёл её к вытоптанному месту, подтолкнул слегка.

– Allez!

Она не торопясь прошлась по полосе, считая шаги, осторожно ступая босыми ногами по истекающим соком сломанным травяным стеблям. Проверила, нет ли чего острого. Нет. Теперь можно начинать.

Встала в начале полосы, вздохнула и начала считать. Раз-два-три – глиссе – батман направо – гран батман – пируэт – четыре-пять – глиссе – шесть-семь – батман налево – гран батман – пируэт – спину прямо – локти круглые – носок тянуть – подбородок выше. Всё, как положено, как делала мама Катерина.

Трещал близкий костёр, но всё равно было слышно, как Бенедикт постукивает какой-то палочкой по ладони – отбивает такт. Раз-два-три-четыре – глиссе – батман – пируэт…

Раз-два-три-четыре, – пропела разбитая свейская арфа, – раз-два-три-четыре…

Арлетта улыбнулась. Работать с музыкой всегда легче. Странный этот ночной брат. Врал зачем-то, что играть не умеет. А ведь умеет. Ещё как. Лёгкие упругие звуки подкатывались под ноги, прохладными каплями скользили по вскинутым рукам, взлетали и падали вместе с Арлеттой. Звукам можно было верить, и она перестала считать. А потом из головы вылетели все батманы и пируэты. «Allez», – говорила музыка. «Allez!»– соглашалась Арлетта и летела, летела над пламенем костра и тёмными метёлками примятой травы, забыв о том, что можно не попасть в такт, споткнуться, сорваться, упасть.

Небо сомкнётся лиловым шатром,
Солнце вернётся и станет костром,
Звёзды – как искры на своде небес,
Дышит нам в спину полуночный лес.
Танцуй, саламандра, танцуй,
В ритме волшебном с тобой
Вьются потоки огня.
Танцуй, саламандра, танцуй
Для меня.

Как можно отказаться, когда так просят. И Арлетта стала кружащимся ветром, дыханьем земли и горящим огнём.

Искры танца, песни блики,
Трав узор и тьмы покровы,
Пыл огня, воды стремленье,
Дрожь земли, ветров круженье
В ритме волшебном с тобой
Вьются потоки огня.
Танцуй, саламандра, танцуй
Для меня[1].

– Холера ясная! Чё ж ты раньше молчал, чёрный мор тебя забери! Не могу, не умею.

Арлетта споткнулась. Ноги запутались в траве, так что пришлось сесть. Точнее, совсем неизящно плюхнуться на то место, на котором сидят.

Арфа жалобно тренькнула и умолкла.

– Давно не пел. Думал – разучился.

– О, да… мне бы так научаться, как ты есть разучиться. – Бенедикт зацокал языком, подыскивая правильные слова.

– Хочешь контракт? Законный? Поедешь с нами, как и хотел. Будешь член труппы. Труппа Астлей! Имя славное. Будешь настоящий Астлей. Бумаги брата тебе навсегда подарю. Новая жизнь. В чужих земльях никто тебя искать не станет. Весь публикум будет наш.

Арлетта вздохнула, прижала руки к горящим щекам. Что же это такое! От костра, должно быть. Костёр был слева, совсем рядом. Оттуда волнами накатывал сухой смолистый жар, а потом накрыло горьким горячим дымом. Надо встать. Она поднялась и пошла к повозке. Не промахнулась. Скоро протянутые руки упёрлись в сырое от росы полотно. Переодеться бы. Но она просто нащупала козлы, вытащила привязанную к ним верёвку и, намотав её на руку, побрела подальше от костра. Никто её не остановил.

– О, майн дотер! – продолжал разливаться Бенедикт, у которого почему-то, наконец, улучшилось настроение. – Ты видеть, да? Манифик! Екселент! Мать её, не тем будет помянута, пльясала, как корова на забор. Но эта… гран шарман! Вся в меня. Природный шпильман. Настоящий Астлей! Втроём мы большие деньги можем делать. Так как насчёт постоянный контракт?