В ваших взглядах ловлю святость и чистоту,
И слагаю хвалу о сиянии Фебу.
Словно греческий бог меня может услышать,
И сказать мне все тайны всех слов и стиха.
Моя вечная муза, – во мраке надежда, —
Ах зачем, я рожден был в бессилии греха?
«В храме Афродиты сладострастной…»
В храме Афродиты сладострастной
Полюбил я жрицу молодую.
Осторожно целовал ее я груди,
И смотрел в бездонные глаза.
И она сказала: «Милый путник,
Приходи ко мне сегодня ночью,
В час, когда погаснут в небе звезды
И пройдет вечерняя гроза.
Я зажгу все свечи восковые;
Застелю нам ложе белым шелком.
Приходи ко мне сегодня ночью!
Милый путник, позабудь весь мир.
Я с тобою буду откровенна,
И открою все секреты счастья.
Посмотри, дрожат мои ладони, —
В них танцует призрачный эфир.
Это то, что было до рождения
Всех живущих, трав и даже неба.
Милый путник, слышишь
Стук в моей груди?
Мы откроем ночью тайны мироздания, —
Будь со мною тихим,
Как огонь опасным.
Путник, милый путник… даже не дыши!
Задержи дыхание. Посмотри на небо.
Там темно и жутко,
Только ветер ждет.
Он со мной играет, – он меня целует.
Приходи, я жажду твоего тепла
Я смотрю на небо, как сгорают звезды
И в глазах темнеет, а душа светла.»
И прокравшись тихо, задержав дыхание
Шел по коридорам я к ее двери.
А за мной неслышно в темноте кромешной
Звуки танцевали ее нежных слов.
Павший на колени, стоп ее касаясь
Я остался пленник, – раб ее шагов…
Эндимион
Целуй, целуй меня Луна, —
Но что мне от горячих поцелуев?
Смотри в мои глаза и пой,
Как хорошо во тьме ночей!
Целуй меня Луна, целуй,
Но от твоей безумной страсти
Не станет мне в глазах прикрытых
Ни радостней, ни горячей.
Зачем мне жить? И вечно спать?
И видеть сны, в которых так
Луна прекрасна и тревожна?
Необъяснимо горячо…
Ах, если мог бы я страдать.
Она чудесна, невозможна!
Ах, ласки сладкие ее,
Из теплых слез…
Мне не рыдать!
Целуй меня Луна, целуй!
Как тихий ветер ты прекрасна
Прохладой в самый жаркий зной.
И осени печальный лист,
Я ласки жаркие твои
Не оценю, – целуй напрасно!
Нет, я не холоден.
Я просто бездонно пуст,
Бесследно чист.
Ослепший Эдип
Когда Эдип смотрел на тело Иокасты
На плитах мраморных фиванского дворца,
Он был рабом своей безумной страсти,
И в тенях видел свет ее лица.
Он не желал бы верить, или царствовать!
Зачем же боги так жестоки, и немы,
И отобрали душу ее светлую…
Младенца, – странника своей родной страны?
И вот она, – упавшая, и милая.
Ей слова не сказать, и не погладить рук.
Он ей когда-то говорил: «Любимая…»
Теперь же он достоин всяких мук.
И вот следы на теле ее сладостном;
Стекают капли крови темной вниз.
И пряжки золотые платья белого
Исполнят свой божественный каприз.
Он не увидит света, или времени, —
Пусть не наступит больше день и ночь!
Он был спасителен, а ныне пленник изгнанный,
И эту боль никак не превозмочь.
Как горек плод безумного познания,
Отца убивший возжелавший мать,
Как погасить огонь живого пламени?
Да, лучше умереть, и не узнать!
Любовь и рок, – судьбы печальной вестники
Как вырвать сердце?!Вырвать навсегда!
Все сбылось, то что бедами начертано
Прошли беспечные и долгие года.
За что платить, и чем теперь позволено?
Не видеть этот мир, и не желать.
И пряжки золотые, платье белое, —
Позвольте боги, вечно мне страдать!
Сны и наказания
Я помню бал, и в танце мы кружились, —
Босыми ножками вы стали на паркет.
А может, мне вы попросту приснились,
Как свет в глазах, которого уж нет.
Вечерний полумрак, как полы платья…
Вы так прелестны, – ангел во плоти,
И сам Христос сияет на распятии.
Помилуй Боже, и желания воплоти!
Я обнимал вас, и легко касался кожи
Чудесных пальцев рук и тонких плеч.
Помилуй душу страждущую, Боже!
Я больше не могу ее беречь.