– Обманывайте себя сколько хотите, мистер Джа. Вы служите себе, а не богу.

– Я… я убью тебя! – глаза священника горели безумием.

– Вперед, мистер Джа. Я не против забрать вашу жизнь с собой.

Если уж наказующий не смеет меня убивать, боясь гнева господина, то священник и подавно не осмелится. Мистер Джа несколько секунд гневно смотрел на меня, не двигаясь с места.

– Неплохо! Пожалуй, я буду смотреть, как ты медленно умираешь на этом столбе.

– Гордыня.

– Ты!

– Вас даже презирать не надо. Вы и так ничтожество, хуже некуда, мистер Джа.

Несколько секунд Джа шумно дышал, сжимая и разжимая кулаки. Он ушел, вернувшись глубокой ночью с главным наказующим поселка, и попросил завтра провести мою публичную казнь перед всеми рабами в поселке. Ему отказали, сославшись на то, что детей никогда, ни при каких условиях казнить не будут. У псоглавов чести и моральных принципов оказалось куда больше, чем я мог представить.

В следующие три дня мне становилось все хуже и хуже. Дьякон часто приходил и смотрел на меня с довольной улыбкой. Только на третьи сутки я наконец понял, что он договорился Цацарином, младшим наказующим, и тот подмешивал в воду какую-то отраву. До шести лет я могу видеть только названия предметов. Того же модуля здоровья у моего интерфейса нет, поэтому наличие яда я никак не смог бы заметить. И он этим воспользовался!

В полдень, после урока религии в школе, дьякон снова пришел ко мне и начал молча рассматривать.

– Зачем? Ваша поруганная гордость требует таких мер?

– Оу! Так тебе стало страшно, и ты решил поговорить? Знаешь, все вы, рабы, оказавшись на краю гибели, показываете свою истинную натуру. Слабую! Хрупкую! Человеческую природу! Которая нуждается в вере! Всем нужен бог! Даже такому отродью, как ты!

– За вас все еще говорит ваша гордыня, мистер Джа.

Дъякон сдержался, а я уже не мог вымолвить и слова. Яд медленно убивал меня.

– Завтра ты сдохнешь! Отродье!

Когда стало совсем плохо, я заставлял себя дышать, вдыхая, как загнанная лошадь. Я хочу жить! Я хочу жить! Я хочу жить! Расплескалась вода, принесенная наказующим Цацарином. После третьей попытки напоить меня он сдался, понимая, что мне и впрямь мало осталось. Дыши! Дыши!

– У-а-а… – хрип, глубокий вздох, и я проваливаюсь во тьму.

– У-э… – кашель, краткий миг сознания, и я падаю еще ниже, глубоко в недра небытия.

Вздох. Судорожный выдох. Вздох. Я чувствую, как мое сердцебиение замедляется, а вместе с ним и распадается на части вихрь маны в груди. Почему-то даже находясь во тьме, в предсмертном состоянии, я все еще осознаю себя. Вокруг царит тьма, становящаяся все более осязаемой по мере погружения в глубины небытия. Стоит сделать шаг вперед, и все закончится.

Нет! Если судьба предлагает два выбора – умереть медленно, погружаясь в беспамятство, или быстро шагнув за грань, – я выберу третий вариант.

Вздох. Кашель. Во рту появился привкус крови.

– Скоро он сдохнет? – голос Джа.

– Пять минут максимум. Видишь, ник над головой прозрачным становится, – голос надзирателя.

И я снова утопаю в глубинах небытия, где тьма сменилась осязаемым мраком. Я будто начал видеть весь окружающий мир в черно-белых тонах, в нем повсюду текли потоки маны. Люди, как ярко-белые пятна, ходят по улицам поселка, учатся в школе, спят в домах. На мгновение я увидел контуры душ надзирателя и дьякона. Они были разной формы.

– Уходи отсюда! – призрак девочки в одежде раба бежит ко мне. – Уходи скорее! Иначе застрянешь тут навечно!

Неожиданно стало нестерпимо жарко. Нет! Нет! И нет! Я не собираюсь умирать! Сознание рывком вернулось, солнечным свет ослепил, и силы снова покинули меня, окуная еще глубже в небытие. Туда, где нет душ, потоков маны и вообще границ и форм, навязанных материальным миром. Мир вечной тьмы. Я все-таки шагнул за грань жизни и смерти.