Фокус Уилсона удался благодаря крупному научному открытию. Ученые давно подозревали, что муравьи оставляют на своем пути невидимые следы, но только Уилсону удалось выяснить, каким образом они это делают: с помощью феромонов, вырабатываемых крошечной пальцевидной Дюфуровой железой. Когда он извлек железу из брюшка самки огненного муравья и размазал ее по стеклянной пластинке, другие огненные муравьи немедленно сбежались на запах («Падая и перескакивая друг через друга, они наперегонки мчались по проложенному следу», – вспоминал Уилсон). Позднее он синтезировал этот следовой феромон, один галлон которого, по его расчетам, может привлечь триллион огненных муравьев.

В 1968 году группа исследователей из Галфпорта, штат Миссисипи, усовершенствовала фокус Уилсона: они обнаружили, что некоторые виды термитов бегают по линии, нарисованной обычной шариковой ручкой, потому что ошибочно принимают гликолевые соединения, входящие с состав чернил, за следовые феромоны (по ряду причин они предпочитают синие чернила черным). С тех пор преподаватели колледжей развлекают своих студентов тем, что рисуют на бумаге синие спирали, по которым, выстроившись цепочкой, послушно бегают сбитые с толку термиты.

Во время похода, когда тропа резко сворачивала то на восток, то на запад, я часто думал, а не хожу ли я сам по замкнутому кругу. В каком-то смысле тропа является зловещим воплощением детерминизма. «Человек может свернуть, куда ему заблагорассудится и сделать все, что пожелает, – писал Гёте, – но он всегда вернется на путь, предназначенный ему самой природой». Эта фраза полностью применима к Аппалачской тропе. Я углублялся в леса и заходил в города, но в конце концов всегда возвращался на тропу. Если суть любого приключения заключается в его непредсказуемости, думал я, то какие приключения ждут меня впереди?

Я шел на север холодной и серой весной. Вокруг были только черные голые деревья и покрытая опавшей листвой земля. Однажды утром я проснулся где-то в Теннеси и увидел, что моя обувь покрылась инеем. В Северной Каролине я то проваливался по колено в снег, то шел по щиколотку в снежной каше. Идти было тяжело, но каждый день, несмотря на погоду и состояние тропы, я испытывал радость от того, что продолжал выбираться из мрачного леса и поднимался все выше навстречу прозрачному воздуху и свету.

На второй неделе похода я присоединился к небольшой очень дружной компании сквозных хайкеров и несколько недель с удовольствием шел вместе с ними по маршруту. Но добравшись до Вирджинии, я ускорил шаг и вскоре потерял их из вида. Потом, спустя недели и месяцы, стоило мне только замедлиться или, напротив, им пойти чуть быстрее, как мы по причудливому стечению обстоятельств снова сталкивались. Впрочем, чудом была сама тропа, которая связывала нас в пространстве, как нитка связывает бусинки.

В долгом походе у всех появляются прозвища. Большинство людей получает их от друзей за свои привычки, особенности поведения или случайно оброненные слова. Моя знакомая Прижималка, например, имела привычку прижиматься на привале к другим хайкерам, чтобы согреться. Кто-то искал свое истинное Я и поэтому сам выбирал псевдоним. Одна крайне нервная седая женщина называла себя Безмятежность, а один робкий мужчина представлялся не иначе как Джо Надеру Задницу; нисколько не сомневаюсь, что со временем она стала более уравновешенной, а он – более решительным.

Компания веселых пожилых женщин окрестила меня Космонавтом, имея в виду мое яркое, ультралегкое снаряжение. Прозвище приклеилось, и я даже начал рисовать комиксы в путевых реестрах – журналах, равномерно распределенных по всей тропе и предназначенных для ведения записей или обмена информацией. Главным героем этих комиксов был космонавт, который, прилетев на Землю, сталкивается на Аппалачской тропе с псевдо-дикостью, странными обычаями и чудаками.