– Ты назвал неверное количество картин, Питер. Всего четыре работы Рацкина находятся в частных, недоступных для широкого зрителя коллекциях.

– Не стану спорить с экспертом, – сказал Питер и поддел друга: – Значит, я правильно рассудил, что эта загадка стоит блюда пасты. До скорого!

Раздался щелчок: Питер повесил трубку не попрощавшись. Несколько секунд спустя подслушивавшая весь разговор Анна поставила кисть в баночку с водой, набросила кашемировую пелерину, распустила волосы и спустилась по лестнице в кухню. Джонатан так и остался стоять рядом с телефоном. Лицо его выражало задумчивость, и он вздрогнул, услышав ее голос:

– Кто это был?

– Питер.

– У него все в порядке?

– Вполне.

Анна втянула ноздрями пропитавший кухню аромат шалфея, открыла дверцу духовки и полюбовалась румяной корочкой сыра на противне.

– Устроим пир! Я голодна как волк, а ты? Жду тебя в гостиной, поставлю пока фильм.

– Я тоже, – угрюмо буркнул Джонатан.

Анна цапнула за хвостик маленький артишок и отправила его в рот.

– Обожаю итальянскую кухню! – сообщила она с полным ртом, промокнула жирные от оливкового масла губы и вышла.

Джонатан вздохнул, достал из духовки раскаленный противень и аккуратно переложил содержимое на блюдо. Он расставил закуски вокруг тарелки на подносе, а свою долю убрал в холодильник, откупорил бутылку кьянти, налил вино в изящный бокал на высокой ножке и расположил его рядом с моцареллой в мисочке.

Анна устроилась на диване, у включенного телевизора. Оставалось включить плеер и насладиться фильмом Фрэнка Капры.

– Принести твой поднос? – спросила Анна нежным голосом.

Он сел рядом, взял ее за руку и с виноватым видом сообщил, что ужинать не будет. Не давая ей раскрыть рот, он объяснил, зачем звонил Питер, и рассыпался в извинениях. Он должен ехать не только ради себя, но и для того, чтобы выручить друга. Аукционный дом «Кристи» не поймет его, если он пропустит торги. Такая профессиональная ошибка чревата неприятностями для его карьеры, о которой сама Анна так печется. Чтобы быть до конца честным, он признался, что всегда мечтал рассмотреть эти полотна с близкого расстояния, увидеть все линии на холсте, оценить колорит, не искаженный камерой фотоаппарата и ретушью…

– Кто продавец? – спросила она, поджав губы.

– Понятия не имею. Картины могут принадлежать наследнику галериста, выставлявшего Рацкина при жизни. Они никогда не выставлялись на официальные торги, и я вынужден был довольствоваться фотографиями и сертификатами подлинности, когда составлял первый комментированный каталог.

– О каком количестве полотен идет речь?

Джонатан колебался, понимая, что не может поделиться с ней надеждой найти пятую картину, о которой рассказал Питер. Анна считала последнюю работу Владимира Рацкина химерой, плодом всепоглощающей нездоровой страсти ее будущего мужа к старому безумному художнику.

В гардеробной Джонатан сложил в маленький чемодан несколько выглаженных рубашек, пуловер, галстуки и белья на пять дней. Сосредоточившись на сборах, он не услышал шагов Анны у себя за спиной.

– Ты снова покидаешь меня ради любовницы, на сей раз – за четыре недели до свадьбы. Это переходит все границы!

Джонатан оглянулся. Его очаровательная будущая жена стояла в проеме двери.

– Моя любовница, как ты изволила выразиться, старый художник, псих – по твоим же словам, – упокоившийся много десятилетий назад. Такой выбор должен был бы тебя успокаивать!

– Не знаю, что и сказать… Ведь я тоже часть твоего выбора!

– Не извращай мои слова! – возмутился Джонатан и попытался обнять Анну.

Она не далась и оттолкнула его: