– Так что же?? – продолжал он спрашивать, уже с не пряча веселье.

Мать вытерла глаза, также промокшие от смеха, но продолжала уже успокоенным, медленным тоном.

– Сказать правду, я и не знаю почему так решила. Я смотрю на тебя и верю в это. Вот, пожалуй, и весь ответ. А ты как считаешь Луций, права ли я? К добрым ли мы попали хозяевам?

Юноша, весело гарцующий рядом, задумался. Отец учил его не принимать поспешных решений и не давать быстрых ответов. Вот и сейчас данный вопрос заставил его пораскинуть умом. Можно оценить кого угодно и как угодно, но себя – тут совсем другое дело. К себе всегда будешь и более критичен, и более снисходителен. И как бы удивительно это не звучало, но эти два чувства будут дополнять друг друга, а не противоречить. Вот если рассуждать о ком-то!! Чего там думать!! Отец хороший, дядя Децим плохой. Но только речь заходит про себя самого, нужен более детальный анализ, нужна математическая точность, ведь не приведи бог, забудешь какую-нибудь свою заслугу или наоборот припишешь чего лишнего. Хотя, конечно, приписать то можно, почему бы и нет. Так, в раздумьях ехал он какое-то время, весело теребя при этом то молодой ус, только-только начавший расти, то бородку, гусиным пухом пробивающуюся на свет. Однако путного ничего в голову не пришло.

– Твой вопрос озадачил меня, – с веселой игривостью проговорил он, – и я не могу дать тебе точный ответ. Однако, могу дать обещание, даже скорее поручительство. И заключается оно вот в чем: в нашей семье всем воздается по заслугам. Если ты добр и честен, то и в ответ получишь тоже самое. Если наоборот – не жди снисхождения. В доме есть свод правил и законов, при соблюдении которых можно хорошо жить. Эти правила одинаковы для всех, и действуют в любом месте имения. Ни домашний надсмотрщик, ни бригадир в полях, не позволят себе лишнего, если ты не провинился. Если же ты работаешь хорошо, об этом узнает отец и наградит тебя.

– Этот ответ придает величия вашей семье, – с каким-то чувством восторга проговорила мать, – ведь только там, где чтят законы, могут жить и живут люди. Но скажи мне, юный патриций, насколько они суровы?

– Отец всегда говорит, что законам нужен не страх наказания, а прозрачность понимания. А, впрочем, сами всё увидите!! – он кивнул головой вперед.

Из холма показался белый краешек виллы. Время для разговора в дороге закончилось, и поэтому, отделившись от телеги, юноша поскакал вперед, чтобы первым похвалится перед семьей удачным приобретением.

Вбежав в атриум Луций никого не обнаружил. Натертый до блеска пол и прохладные стены, не успевшие еще собрать в себя полуденную жару, дарили свежесть для отдыха. Находится здесь и сейчас, особенно появившись с раскаленной улицы, было воистину наслаждением. Но где же остальные?? Может быть, что-то случилось в их отсутствие?? Однако нет, вдоль стены прошли двое рабов, неся в руках большую жаровню, наполненную доверху раскаленными углями. Не обращая внимания на молодого господина, они юркнули в комнату матери, предупредительно не закрыв за собой занавеску. Прямо за ними, в тоже мгновение и в туже комнату, пробежала рабыня египтянка, небольшого росточка, сморщенная, тощая, но постоянно улыбающаяся и со щипцами в руках. Эта была Асо, женщина которую привезли из Карфагена в числе прочих незаменимых рабов. Она, без сомнения, являлась любимицей матери, потому что как никто другой, умела следить за ее кожей, наносить макияж, а главное делать совершенно неповторимые прически. Не единожды матушка брала ее с собой на знатные пиры и светские рауты, объясняя это желание тем, что никто о ней лучше не позаботится, чем ее Асо. На самом же деле это являлось не совсем правдой. Асо действительно хорошо прислуживала во время торжеств, действительно могла поддержать практически любую беседу, могла казаться незаметной, если того требовала ситуация. Однако, Гермес наградил египтянку еще одним незаурядным качеством, восхитительной памятью. Увидев новую прическу, у какой-нибудь из приглашенных матрон она запоминала ее в точности и впоследствии могла воспроизвести в мельчайших подробностях. Причем для этого ей не требовалось понимания технологии укладки или стрижки, она делала это как бы по наитию. Конечно, подопытным кроликом вначале выступала какая-нибудь из рабынь, а при неудачном стечении обстоятельств и несколько девушек. Госпожа всегда получала готовый продукт, иногда даже немного усовершенствованный и додуманный. Вот и сейчас Асо готовилась обрадовать матрону чем-то новеньким, ведь не зря же ее отправляли еще в Карфагене, на ученье к самой Лицинии Магне, слывшей тогда первой модницей Африки. Луций направился к матери следом за Асо, ему хотелось похвастаться, как удачно они с отцом посетили рынок. Войдя в кубикулум, он застал Эмилию, сидящую на стуле, разглядывающей себя в большое ручное зеркало, выполненное из серебра, с большим рубином посередине. Мама находилась в прекрасном расположении духа. Этот вывод напрашивался глядя на её сегодняшнее одеяние. Превосходно сложенное тело укутывала туника небесно-голубого цвета, которую матрона очень любила и носила только по каким-то особенным случаям. Сзади матушки, практически растворившись в распущенных волосах своей госпожи, копошилась Асо. Взгляд ее сосредоточенный, устремлялся куда-то в затылок, а быстрые руки стремительно выполняли задуманную прическу. Рядом находился стол, на котором в рабочем беспорядке валялись гребни, шпильки, стояло несколько шкатулок с чем-то непонятным и разноцветным. Больше же всего стол пестрел пузырьками с жидкостями, назначение которых никогда не откроется мужчине.