Отец снова вынырнул из вороха и уставился на сына. Если сказать, что его ребенок казался подавленным, то это значит, не сказать ничего. Пред ним, аккуратно примостившись на стуле, сидел не его сын, а сгорбленный старик, согбенный судьбой за долгие годы прожитой жизни.
– Что случилось? Рассказывай! – повелительным тоном приказал Флавиан.
Луций мялся на стуле, не зная, что ему собственно отвечать. Как нашкодивший мальчишка боящийся трепки, выглядел он сейчас. Тяжелая голова, подпертая рукой, казалось, еле держится на шее.
– Да и сам не пойму, что меня так гложет. Я не сделал ничего зазорного, отец. Однако тяжелое чувство вины сковывает мне грудь, будто я опоясан тугой цепью, той что Гефест изготовил для Прометея, – сейчас юноше казалось, что приплетя сюда немного мифологии, он сможет ярче и понятнее выразить свои чувства.
– Не торопись, – перебил его отец, – рассказывай по порядку.
Луций принялся описывать вчерашний день, не пытаясь скрывать от отца подробности произошедшего. Он знал насколько сильно любит его родитель, и поэтому всегда откровенничал с ним напрямую. Так же юноша знал, что отец готов простить ему любую шалость, поддержать его в любой, даже самой непростой, ситуации. И иногда, болтая с приятелями, он замечал зависть в их глазах, как только вопрос заходил про родителей. Причина оказалась весьма банальной. Их отцам сыны были недосуг. Их умы занимали другие, более важные дела, поэтому роль наставника в семье выполняли учителя и тренеры, которых нанимали за немалые деньги, и постоянно попрекали этим, если что-то в учебе что-нибудь шло не так. Луцию повезло. Такого отца как у него надо было еще поискать, да и поискав, вряд ли сыскали бы. Флавиан внимал повествованию сына очень внимательно, стараясь не упустить ни одной детали. Слушать человека и понять его, есть две разные вещи. Нельзя упустить из виду даже мелочей, ведь взгляд на одни и те же вещи, с течением времени, меняется кардинально, что же тут говорить о разнице восприятия мира взрослым мужем и юным подростком. Вспомнить хотя бы первую девушку, или первый бой, перед началом которого ноги тряслись сами собой. Кровь, словно кипящая лава, энергично бурлила по венам, тело превращалось в тугой лук, жаждавшее той стрелы, что заставит его распрямиться. Вот это были ощущения!! Томление, переживания!!?? Где они теперь?? И женщины и войны смешались в однородную массу, лишь изредка проблескивая огоньками чего-то былого. Однако, это серое настоящее, эта славная память прошлого, всё это сейчас только у него. А у его мальчика жизнь только начинается!!! Все впереди!! И виктории и поражения!! Отец с какой-то белой завистью смотрел на сына. Наверное, он бы многое дал, чтобы сейчас сидеть вот так, в растерянности, из-за какой-нибудь чепухи.
Флавиан по праву считался исключительным отцом, и нынешнее состояние сына вызывало у него тревогу. С мягкой улыбкой на лице, сидя прямо напротив Луция, ловил он каждое его слово. Ни одна деталь не оставалась не замеченной. Он видел, как пробежали мурашки по рукам сына, когда тот рассказывал, о выборе раба для казни. Чувствовал как в нем боролись противоречия, кричащие в одно ухо « Трус, слабак» а в другое «Великодушие, справедливость, честь». Становилось понятно, что Луций запутался, что он не понимал, правильно ли поступил. Серьезнейший конфликт раздирал душу ребенка на части. Пытаясь быть взрослым, стараясь походить суровостью на отца, он совсем не знал, что обрекая кого-то на смерть, пускай даже и бесполезного раба, ответственность за это решение, лежит на том, кто его принял. Сейчас он был еще юн, и не мог смотреть на ситуацию под правильным углом. Раб не человек, это верно, однако, он и не овца, идущая на убой. Он что-то среднее, ближе к овце конечно, но все – таки. Каждый, неважно, человек он или животное имеет свое предназначение в этой жизни. Каждый своё, и иногда и не одно. Солдат – воевать, мать – рожать, мясо – быть кормом. Как звери смогут радовать зрителей на арене, если у них не будет практики?? Вот, что следовало объяснить сыну. Удел человеческого мяса – кормить. А этот, тот которого скормил сын, взял всё и испортил. Вместо того, чтобы сопротивляться, отбиваться и брыкаться, покорно сложил голову. Это проще барана к гиенам пустить. Если бы не вкус человечины, то он и вовсе провалил свою миссию. Так мыслил Флавиан, так было заведено в его доме, и так он хотел, чтобы мыслил его сын, будущий наследник.