В литературе представлено столько разных мнений, что для дальнейшего изучения вопроса я обратился к нескольким археологам, которые работали непосредственно с этой темой. Я собирался спросить, как они представляют себе коллапс и как это может дать нам информацию о будущем. Я использую здесь «журналистский» подход, потому что он позволяет ученым подробнее остановиться на опубликованных работах или обсудить эти концепции с новой точки зрения. Одним из первых археологов, о которых я подумал, была Патриция Макэнани, о которой я недавно упоминал. Она преподает в Университете Северной Каролины в Чапел-Хилле, работает в регионе майя и много пишет о концепции коллапса в археологии.

Мы поговорили о некоторых трудностях, с которыми сталкиваются археологи при согласовании своих данных с действиями в прошлом. Не так-то легко сопоставить наши тщательно выстроенные теории о прошлом с неполными данными, которые мы пытаемся восстановить. Этот недостаток нужного разрешения мы компенсируем широтой своего видения. Мы способны рассматривать долгосрочные перспективы. Сила археологов заключена в нашей способности смотреть диахронно, поверх больших промежутков времени. Однако трудности все равно остаются: мы не всегда знаем причину долгосрочных перспектив, и на интерпретацию влияют проблемы современного общества{6}.

Макэнани осознает, что наши представления о прошлом, как правило, отражают настоящее, и что мы переносим свои нынешние тревоги на интерпретацию прошлого. Так, в 1960-х годах, по ее словам, «бушевала война во Вьетнаме, исследователи цивилизации майя заговорили о войне как о причине коллапса. А потом все заговорили о религиозном фундаментализме [в 1980-х годах] и о том, что, возможно, религия стала причиной того, что случилось с этими южными городами в IX веке, почему столь многие из них были покинуты, почему население решило уйти в другие края».

Археологи называют разные причины коллапсов и резких перемен. Иногда кажется, что к катастрофе привели действия определенной группы людей, но чаще мы усматриваем причину в чем-то другом. Если мы не будем осторожны, то представим себе социальный коллапс в прошлом как что-то, что происходит с группой, словно исход кризиса определяет какая-то внешняя сила, а сами люди пассивны, или же их реакция не приносит результат. Однако многие археологи признают, что социальный ответ на внешнюю силу или кризис сильнее формирует траекторию развития общества, чем сама внешняя сила. Одним из примеров, когда внимание сосредоточено на внешней силе, а не на реакции на нее, является использование факторов окружающей среды для объяснения прошлых коллапсов. Археолог Гай Миддлтон из Института египтологии при Карловом университете в Праге подробно пишет на эту тему, и, начав изучать эти вопросы, я обратился к нему. Он утверждает, что чаще всего коллапс объясняют экологическими факторами{7}. Это не только отражает нашу нынешнюю озабоченность политикой в области экологии, этот акцент на внешних силах также «затеняет признание активной роли социальных процессов». Другими словами, мы забываем, что даже такие широко распространенные явления, как ухудшение состояния окружающей среды или изменение климата, порождают сложные человеческие реакции, и они, возможно, сильнее влияют на исход кризиса, чем сама причина, сам первоначальный перелом ситуации. Как мы увидим, особенности того, как разворачивается коллапс, не полностью определяются природой изначальной причины. Скорее эта причина опосредована сложными системами, и реакция на эту причину отражается на всех этапах преобразования и восстановления.