– И много таких… эм…

– Дур? – помогла я журналисту. Он усмехнулся, кивая. – Ну, по последним данным нашего аналитического отдела сорок два процента из всей фан-базы.

– С ума сойти! – потрясённо ахнул Бари. – Это же почти половина.

– А я тебе о чём! – иронично усмехнулась я, даже не пытаясь скрыть своего пренебрежительного отношения к сбрендевшим фанаткам. – Но, именно этот пласт слушателей вкидывает основное бабло в артиста. Они одержимы. Скупают любой мерч, даже если идол всего лишь вскользь упомянул о нём в интервью. Перечисляют огромные суммы на благотворительные акции по призыву любимчика, не вникая в суть. Пользуются той же косметикой. Выбирают отрекламированные марки одежды, рестораны доставки, да всё, что угодно. Репостят и ретвитят нужные нам новости, создавая информационную волну.

 Мы немного помолчали. Журналист обновил в моём бокале вермут, предложил сигарету, я отказалась, после чего вновь приступил к расспросам.

– То есть, сейчас ты раскроешь нам секрет голливудского продакшна изнутри?

– Нет. Не совсем. Я просто хочу, чтобы люди знали, какой Джеймс за пределами объективов и фотовспышек. Здесь… – я прижала к груди ладонь и слегка улыбнулась.

 В Lobster я провела ещё около часа. Кэрри заверила, что наше «недоразумение» с Джеймсом на измену не тянет, и если мы не продолжим то, что начали на вечеринке, можно выбросить данный инцидент из головы. В общем, подруга предложила мне просто не париться.

 Бишоп прекрасно знала о том, что наш брак с Аланом трещал по швам. Она часто советовала поставить точку в этих отношениях, пока не поздно, пока я ещё «в самом соку». Кер не понимала желание Харди запереть меня дома, упрекала за отказ продюсировать мой проект, негодовала из-за того, что муж спихнул на меня бумажные дела, при этом не выделив официальной должности в лейбле. Короче говоря, как своего наставника она его уважала и ценила, а вот в качестве второй половины лучшей подруги – нет!

 До северного Голливуда я добралась, когда уже почти стемнело. Тащиться с музыкантами в бар не было никакого желания. Перебьются! Но не оставлять же их голодными… Поэтому, пришлось позвонить в наш любимый с Аланом ресторан китайской кухни, сделать заказ на шесть персон и забрать его по пути.

 Паркуясь во внутреннем дворе я заметила, что в гостевом доме не горит свет. Неужели The Crash всем своим составом торчат у нас?

 Ладно, может это и к лучшему, не придётся оставаться с Марлоу наедине.

 Подходя к дому, я услышала музыку, живую музыку – кто-то играл на рояле в гостиной. Последние несколько лет инструмент молчал. Алан купил его на третью годовщину нашей свадьбы. К пятой я поняла, что мои песни, если и увидят свет, то в исполнении других артистов. К седьмой окончательно отчаялась и похоронила своё творчество в столе. Возможно, это и превратило меня в красивую снаружи, но совершенно пустую внутри, копию самой себя.

 Я вошла в холл очень тихо, прислушиваясь к чарующим звукам клавиш. Играли «Hurt» в вариации Джони Кэша.

 Обожаю эту песню…

 Тихонечко пробравшись на кухню, я оставила пакеты с едой на острове и крадучись побрела в гостиную. В доме было темно. Комнату освещал лишь стоящий возле рояля торшер, в контровом свете которого я увидела идеальный профиль Джеймса Марлоу.

 Блондин играл с закрытыми глазами, полностью погрузившись в себя. Его руки столь непринуждённо перемещались по чёрно-белому полотну, что я застыла в изумлении. Никогда в жизни не видела ничего более совершенного!

 Чёткие, но мягкие аккорды попадали в ритм моего сердца, заполняя каждую клеточку тела любовью к музыке. Композиция к этому моменту уже преодолела второй куплет и пошла в развитие. Легион восхищённых мурашек стремительно атаковал ноги, поднимаясь жаркой волной к груди. Да, это было самое настоящее возбуждение, но не опошленное зовом плоти. Моя душа кровоточила удовольствием, наполняясь всеобъемлющим счастьем.