У меня не было шанса сбежать, живым бы мне точно не дали уйти. Свои хотели прикончить на месте, не доверив казнь чужакам. Но поскольку я обвинялся в убийстве разумного существа инопланетной расы, то должен был предстать перед общегалактическим судом. Местные законы надо мной больше не имели власти.

Меня поставили на колени, раздели до нижних коротких штанов. Заставили склонить голову перед старейшиной и облили ледяной водой из ритуального деревянного ведра. А потом взрослые и дети нашего клана по очереди подходили, чтобы в знак презрения повернуться ко мне задом и хлестнуть с размаху по моей спине хвостом. Да, это больно. Хвосты у нас мягкие и пушистые только на самом кончике, где кисточка. Вся их остальная часть жесткая и упругая, не хуже тростникового хлыста оставляет глубокие раны.

Отец все это видел. Его любящее родительское сердце не вынесло такого позора для единственного наследника. Рейес Элирос Амас скончался еще до того, как меня запихнули в клетку на борту патрульного корабля. Я не видел его в тот трагический момент. Мне не позволяли повернуть голову, следили за тем, чтобы я смотрел не дальше своих коленей. Только слышал его последний: тяжелый и натужный вздох, а потом негромкий шлепок на мягкий ковер серебристой луговой травы.

Наверное, если бы моя мать не погибла несколькими годами раньше в сражении с шимарадами, и она бы могла упасть рядом с отцом и больше никогда не подняться на ноги.

Для кеоманского воина нет ничего постыднее, чем изгнание из родного клана. В одно мгновение я стал чужим для своего мира. Больше для меня в нем не было места. Для сородичей я умер. Даже хуже… Павших героев почитают и многие годы спустя после их смерти. А обо мне всем полагалось забыть. Старейшина в прощальной речи отверг сам факт моего рождения под небом великого Кеомана.

Хуже всего, что контроллер меня лишил дара речи. Не будь на мне ошейника, который сдавливал горло при попытке произнести хоть слово или сформировать телепатический сигнал для передачи соплеменникам, я бы орал во всю глотку о невиновности. Но получилось, что даже перед отцом я не смог оправдаться. Мой несчастный родитель отошел к духам предков с мыслями о том, что его сын стал убийцей мирного инопланетянина и закончит свои дни в галактической тюрьме.

А ведь до ареста я и не знал о существовании во вселенной Вермиллиана Данкорда. Ни имени такого не слышал, ни хотя бы одним из разных по структуре глаз не видел этого алверийского старика, пока его портретом в траурной рамке меня не ткнул в нос старший офицер патрульной команды. Думал, он мне сломает носовой хрящ, впечатав туда ударопрочный коммуникатор, с экрана которого улыбался глава межпланетной корпорации. О ней я тоже не знал, и название “Данкорд” мне ровным счетом ничего не говорило. Я не владел алверийским языком, мои лингвистические познания ограничивались родным кеоманским и общегалактическим.

В тот момент мне казалось, что произошла дурацкая ошибка и еще не все потеряно. Я надеялся, стражи порядка во всем разберутся и поймут, что я невиновен. Позже стало ясно – это не глупое недоразумение, я стал жертвой хитроумной и до мелочей продуманной подставы. Не нужно мне было соглашаться на предложение отца и летать на Дашиойн. Все в галактике знают, что так называемая торговая планета – самая настоящая помойка, заселенная отбросами вселенной. Но я пошел на риск ради любви…

Тогда, стоя на коленях посреди посадочной площадки, окруженной залитым желтоватым светом лугом, и теперь, выпрямившись в полный рост под льющимися с потолка прохладными струями воды, я снова и снова прогонял в памяти самые яркие эпизоды своей не очень долгой жизни. Начиная с раннего детства, когда я любил бегать босиком по серебристой траве, гоняясь за шустрыми шестикрылыми стрекозами, маневренными, как истребители нового поколения.