– Да… обед у меня сегодня не удался…

– Что ты там бормочешь, бездельник? – напористо спросил Степан Семеныч. – Какой обед?

– Я говорю, что обед не удался… может, вы чего-то не того съели, месье Стефан? А? – почтительно вопросил полифункциональный Жак.

– Я щас твои уши съем, если будешь по пять раз переспрашивать! – гаркнул Гарпагин. – Отрежу на ходу и съем! Жак, растяпа чертов, ты давай поворачивайся, делай, что я тебе велел! На шум появился Иван Саныч Астахов-младший, уже, разумеется, переодетый в мужскую одежду. В одной руке он держал самоучитель французского языка, в другой – бокал, до половины наполненный вином.

При виде Гарпагина он поспешно выпил вино, спрятал стакан во внутренний карман и старательно забормотал, заглядывая в раскрытый самоучитель:

– Ен, де, труа… катр, сенк…

– Ты чаво это, Саныч, молисси, что ли? – приветствовал его Осип.

– Катр, сенк… а что за шум?

– Да вот, – отозвалась Настя, – Степан Семенович хочет устроить торжественный выезд в город. Жеребца какого-то велел Жаку выводить.

– Это вы сами сейчас увидите – замечательно, – с торжественностью, плохо укладывающейся на его постно-желтое лицо, как косметика на рябую рожу девки-страшилки, выговорил Гарпагин. – Жа-а-ак!! Ага… вот.

– И чаво? Вот это ничаво себе!

– Катр, сенк… сис… у-у!

У Ивана Саныча и Осипа имелись все основания издавать удивленные восклицания. Потому что на асфальтовую стоянку перед домом из подземного гаража выкатил Жак на обещанном «жеребце».

Это действительно был жеребец. Породистый, статный, отливающий новой, не оскверненной пылинкой или царапиной, глубокого тона, алой краской на своих стальных боках. У него была низкая посадка, чересчур изящные и стройные обводы грациозного корпуса с открытым салоном и бесшумный, мощный и плавный ход.

– Ух ты, – выдохнула Настя, – Черт… «Феррари»! Здорово!

– «Феррари берлинетта», – хрипло выговорил Гарпагин, видно, сам немного обалдев от своей неслыханной щедрости. – Я еще ее не пробовал. Только от автосалона на ней проехал. И все.

– И сколько она стоит?

– А ее не покупал, мне ее… подарили, в общем, – несколько замялся Степан Семенович. Астахов смерил пристальным взглядом длинную сутулую фигуру дядюшки и подумал, что тот меньше всего походит на человека, которому дарят «Феррари». Ну да дареному коню в зубы не смотрят. Особенно такому коню, как этот – темно-алый, бесшумный скоростной монстр.

– Никогда не ездила на «Феррари»! – с почти детским восторгом выговорила Настя. – Меня как-то в Москве один знакомый сутене… э-э… Сутенев – фамилия у него такая, так вот, он меня на «Ягуаре» прокатил. А «Феррари» – это круто. За сколько она сто километров с места берет?

Гарпагин бледно пожал плечами и повернулся к сидящему за рулем Жаку:

– Э?

– Да секунды за четыре, – ответил тот, верно, еще не веря, что месье Гарпагин распорядился выкатить из подземного гаража эту дорогую игрушку, которая имела пробег в три километра и даже не успела толком запылить шины.

– Четыре? Здорово! Ну, поехали, Степан Семеныч!

Не дожидаясь приглашения, Иван Саныч швырнул в машину самоучитель, а потом сам запрыгнул в салон и нагло уселся на переднее сиденье. Осип гмыкнул и полез вслед за Астаховым. Настя и заметно напрягшийся Гарпагин разместились вместе с Осипом на заднем сиденье.

Лиза, которой места не хватило, жалобно посмотрела на отца, но тот, сильно раздосадованный тем, что вместо одной Насти в «Феррари» загрузилась вся гостевая команда, только буркнул:

– Иди, иди. Не видишь, что ли, для твоего зада места не осталось.

– А ить как это не осталося? – подал голос Осип, вожделенно косясь на упомянутую Степаном Семеновичем часть тела Лизы. – Еще как, стало быть, осталося! А садись-ка, Лизавета, ко мне на коленки. И прокатимся. Да ты не пузырься, Семеныч, – сверкнул он крупными желтыми зубами на еще больше скисшего Гарпагина, – вывезет, ить! А чаво ж? Тут движок-то, небось, не «жигулевый».