– И здесь живут, и на Тикси живут. А геологи – мало этого – ещё и по тайге шастают.

Девушку перетряхнуло.

– А вот ещё полюбуйся – образчик наскальной надписи. – Бероев подкрутил бинокль, протянул попутчице. – Должно быть, от первобытных предков осталась.

На крутой базальтовой скале вкривь шла выведенная жёлтыми буквищами надпись: «Паскудина ты, Амдерма! Чтоб тебе…» Похабная часть утянулась за поворот скалы.

– Хамьё и быдло! – процедила Виталина. – Скажи ему на скалу просто так залезть – передрейфит. А вот чтоб похабень по себе оставить, чем угодно рискнёт.

Проходивший мимо лесовик-трёхтысячник протяжно прогудел.

– Кому это он? – заинтересовалась Виталина.

– Так отдают гудок по погибшим кораблям.

Виталина поднялась.

– Знобит что-то. Как думаешь, может, хоть в Москву назад отправят… Никак к нам?

В ватнике, наброшенном на китель, к ним спешил взъерошенный начальник аэропорта.

– Кто из вас геолог Ташевич? – вопросил он.

Виталина, переменившись в лице, кивнула.

– Для вас сообщение. Завтра утром прибудет самолёт, чтоб перевести вас на Тикси.

Совершенно ошеломлённая Виталина сглотнула.

– А кто… приказал? – выговорила она.

– Команда из Москвы, – уклонился от ответа начальник аэропорта. Припал к уху Бероева. – А ты силён. Сам замминистра распорядился борт изыскать… Ну, побежал! Попутчиков вам пошукаю.

С озабоченным видом, выдирая микропорки из клейкой грязи, он поспешил вперёд.

Виталина с гордым видом обернулась к Бероеву. Показала язык.

– Надо же, как любит. – Она озадаченно повела головкой.

На другое утро, 18 июля, самолёт Ил-14 стартовал на военный аэродром Тикси.

Едва взлетели, Бероев показал вниз, на скалу, на которой сидели накануне.

Из-под воды торчали проржавелые обломки затонувшего на рифах буксира. Выше, на скале, крупными жёлтыми буквами были выведены фамилии, с одной и той же датой смерти.

– Похоже, надпись оставили те немногие, кто выжил, – догадался Бероев. Виталина зябко поёжилась.


Причудливо арктическое лето. Взлетели из Амдермы в сплошном свинце.

По соседству – в Тикси – приземлились при штилевом море и под палящим солнцем. Даже символ порта – каменный, промёрзший насквозь якорь, казалось, отогревается в тепле. На рейде красовались океанские корабли – ледокол привёл первый караван.

Возле двухэтажного здания гостиницы «Маяк» на вытоптанной площадке рубились через сетку в волейбол. Совсем как в июльской Москве – в кедах, плавках и маечках.

Игроки, бросив игру, сгрудились, разглядывая жидкую цепочку прилетевших. При виде статной, броской Виталины волейболисты оживились, приосанились. Замахали приглашающе. Виталина закивала в ответ.

Усталая, помятая администраторша гостиницы долго водила пальцем по списку подлежащих размещению.

– Нету, – посочувствовала она. – Экспедиция Шпаро есть. Вот – до мыса Челюскин полетят. А остальные… Так, должно быть, вам в общежитие надо! – сообразила она. – Здесь только которые по спискам. А туда всех подешевле селят.

Впрочем, удостоверение кинооператора подействовало безотказно: на Бероева и Виталину выделили по койке в двухместных номерах – мужском и женском.

А когда Олег пустил в ход особый аргумент – буклет с актёрами «Мосфильма», – в загашнике обнаружился одноместный номер. Виталина встревожилась.

– Забирай себе, – не споря, отдал Олег. – Мне всё равно по делам бегать. Придётся пропавшую экспедицию разыскивать.

Обрадованная Виталина подхватила рюкзак:

– А я в волейбол пока поиграю. Старые кости разомну.

Дурёха разудало подмигнула сорокапятилетней администраторше. И та, помрачневшая, отвела глаза, пожалев о напрасно отданном резерве.

Бероев наскоро помылся под прохладным душем, натянул свежую рубашку.