Все разошлись по казармам. Клим аккуратно сложил снаряжение у прикроватной тумбочки, автомат поставил в пирамиду.

Вскоре пришёл отец. У него в подчинение взвод курсантов четвёртого курса, им объяснять много не нужно, да и умеют они несравнимо больше, чем первокурсники, не говоря уже об их физической подготовке.

– Папа, то, что сказал начальник училища, это действительно так, или он накрутил? Что нужно этим агрессивно настроенным студентам, вооружившимся палками и прутьями из арматуры?

Неужели они собираются захватить здание Центрального комитета компартии Казахстана? Ведь это может привести к Гражданской войне и развалу страны?

– Может, сын, всё может быть… Обстановка более чем серьёзная. В Москве прошёл Пленум Центрального комитета компартии, на нём сняли первого секретаря ЦК Динмухамеда Кунаева и назначили Геннадия Колбина. Казахам это не понравилось и похоже на то, что они хотят свергнуть его, – сказал отец.

Оттого что сняли Кунаева, на душе у Клима стало теплее. Он ещё не забыл семейку Байжановых, которая хотела упрятать его в тюрьму за драку с их отпрыском Аскаром. И упрятала, если бы за него не вступился начальник училища…

– Кунаеву и его прихвостням так и надо! – не сдержался в резкой оценке Клим.

– Сын, придержи язык за зубами, – сухо сказал отец. – Не дело военного человека лезть в политику. У него есть главный аргумент к действию – это воинский устав и приказ командира, а подобного рода разглагольствования – удел гражданских лиц.

Подошли друзья Клима, хорошо знавшие, что офицер, с которым сейчас беседует их друг на площадке спортивного городка, капитан Максим Ломакин, его отец.

– Кто такой Колбин? – спросили они. – Про Кунаева мы знаем, – сказал кто-то из друзей Клима, – его бюст стоит на Старой площади, он что-то строил, что-то осваивал, а этот? – И тут же следующий вопрос, а правда ли, что все вышедшие на площадь обкуренные?

Отец посмотрел на Клима и усмехнулся. Понятно. Что тут поделаешь, если это действительно волнует молодёжь. У него во взводе настроения совершенно другие – его парни рвутся в бой, они настроены на драку и уверены, что всем, кто попытается пройти их кордон, мало не покажется…

– Геннадий Колбин был первым секретарём Ульяновского обкома компартии, – сказал им Максим. – Про обкуренных казахов, мне ничего не известно, хотя предположить можно, ведь многие из них любят задурить себе зельем голову…

– А Колбин русский? – последовал уточняющий вопрос.

– А какая разница, казах или русский? Главное, чтобы человек был хороший. Руководство страны решило поставить его…

– А казахи, которые вышли на площадь так считают?

Отец Клима укоризненно покачал головой.

– Умеете вы, парни, задавать непростые вопросы, – усмехнулся он. – Мой ответ – они вряд ли так считают. Но, несмотря на это, мы должны быть готовы пресечь возможные с их стороны погромы и бесчинства. А такие попытки обязательно будут, на это указывают экстремистские листовки, которые уже активно распространяются в молодёжной среде…

По селектору прозвучал сигнал «Тревога. Сбор!». Увидев бегущего посыльного из своего подразделения, Максим спешно распрощался с Климом и его друзьями и быстрым шагом направился в свою казарму.

– Береги себя сын! Не лезь зря на рожон! – бросил он ему на прощание.

– Ты тоже, папа, береги себя!

По прибытии в дивизион Максим выяснил, что к месту событий – на Брежневскую площадь едет только четвёртый курс, а остальные в резерве. Это правильно! Нечего молодёжь толкать в пекло, – с одобрением подумал он, о решении, принятом начальником училища.

Но то, что оружие и снаряжение было предписано не брать, не понравилось никому – ни курсантам, ни их командирам.