Генри Хилл был идеален. Он был быстрым и умным. Он выполнял поручения скорее, чем кто-либо другой, и при этом никогда ничего не путал. За лишний доллар он чистил такси и лимузины (которые использовались для похорон, свадеб и развоза самых почётных клиентов по местам «бродячих» азартных игр Варио), а потом чистил их ещё раз, уже бесплатно. Тадди был так доволен серьёзным подходом к делу и проворством Генри, что всего через два месяца после его поступления на работу решил научить парня парковать машины. Это был знаменательный день, когда Тадди вышел из конторы таксопарка с толстым телефонным справочником в руках – чтобы подложить его на сиденье для Генри, который иначе не мог бы смотреть в ветровое стекло, – с твёрдым намерением до конца дня обучить двенадцатилетку управляться с автомобилями. На самом деле потребовалось четыре дня, но к воскресенью Генри уже мог потихонечку припарковать такси или лимузин в узком пространстве между гидрантом и бензоколонкой. Спустя шесть месяцев Генри Хилл вовсю гонял по таксопарку, на публику визжа шинами и паркуясь с миллиметровой точностью, а его одноклассники с завистью и восхищением наблюдали за этим шоу из-за покосившегося деревянного забора. Однажды Генри заметил, как из-за того же забора за ним подглядывает отец, который так никогда и не научился водить. Генри ожидал, что вечером отец упомянет о новом таланте сына, однако старший Хилл съел свой ужин молча. Самому Генри, разумеется, и в голову не пришло поднимать эту тему. О его работе в таксопарке лучше было лишнего не болтать.

Генри. Я был самым удачливым мальчишкой на свете. Люди вроде моего отца не могли этого понять, но я ощущал себя частью чего-то значительного. Я был не одинок. И со мной обращались, как со взрослым. Я жил в фантастическом мире. Умники быстро привыкли, выходя из машины, бросать мне ключи, чтобы я припарковал их «кадди». У меня нос ещё до руля не дорос, а я уже парковал «кадиллаки»!

В двенадцать лет Генри Хилл зарабатывал больше, чем мог потратить. Поначалу он брал своих одноклассников на конные прогулки по узким тропкам болот Канарси. Или оплачивал им целый день в парке развлечений Стиплчез, в качестве вишенки на торте предлагая попрыгать с восьмидесятиметровой парашютной вышки. Довольно быстро, впрочем, одноклассники ему наскучили, а собственная щедрость начала утомлять. Он понял, что никакие скачки на взмыленных лошадях и никакие аттракционы даже рядом не стоят с теми приключениями, которые можно найти в таксопарке.

Генри. Мой отец был из тех людей, кто тяжело работает всю жизнь и при этом всегда последний в очереди за деньгами. Когда я был ребёнком, он часто называл себя «человеком подземки», а мне от этого хотелось плакать. Он был одним из создателей профсоюза электриков и получил от них венок на свои похороны. Он работал на стройках небоскрёбов Манхэттена и жилых домов Квинса, а сам так и не смог перебраться в жилище попросторнее, чем наш дом с тремя спальнями, набитый семью детьми, один из которых – прикованный к постели инвалид. Нам хватало денег на еду, но никогда – на что-то сверх того. При этом я видел, как все вокруг, не только умники, ищут, где бы заработать ещё доллар-другой. Я твёрдо решил, что не стану жить, как отец. Как бы он ни орал, как бы ни колотил меня, я не слушал, что он говорит. Я, кажется, вообще его не слышал. Я был слишком занят, добывая деньги. Я учился зарабатывать.

Каждый день я узнавал что-нибудь новое. Каждый день я перехватывал доллар там или доллар здесь. Слушал рассказы про разные криминальные уловки и наблюдал, как парни поднимают на них бабки. Это происходило само собой. Я торчал в таксопарке ежедневно, а через таксопарк с утра до вечера шёл разнообразный хабар. То ящик краденых тостеров на продажу, то кашемировые шали, свистнутые прямо из грузовика, то коробки нелегальных сигарет, награбленные у ковбоя-контрабандиста, который даже не мог пойти нажаловаться копам. Скоро я начал доставлять квитанции подпольной лотереи на квартиры и дома по всему району, где сидели и подсчитывали дневную выручку люди Варио, вооружённые арифмометрами. Местные охотно сдавали семейству Варио комнаты в своих квартирах по сто пятьдесят долларов в неделю плюс оплата за телефон. Это была хорошая сделка. Умники занимали помещение всего на два-три часа ближе к вечеру, чтобы подбить сумму ставок и обвести кружками на ленте арифмометра номера победителей. Очень часто эти квартиры принадлежали родителям ребят, с которыми я учился в школе. Поначалу они удивлялись, когда я появлялся на пороге с сумкой, набитой лотерейными квитанциями. Думали, что я пришёл поиграть с ребятами. Но очень скоро они смекали, в чём дело. Понимали, что я расту не таким, как другие мальчишки.