– Отлично! Отлично! – Восторг Пети возвращает Гришу из ее мыслей. – Я скажу тебе время чуть позже, надо сначала рапорт сдать. – Он машет рукой и хвастается идеально заполненными бумагами. Петя прекрасный сотрудник, даже жаль, что смерть Гриши не освободит ему места повыше. Хороший был бы мотив. – Ну, тогда до встречи?

– Пока. – Она машет рукой в ответ и продолжает притворяться подругой, чего бы это ей ни стоило. – Пока…

У Гриши самой бумаг полно – и в них черт голову сломит. С улыбкой принимается перебирать самые удачные дела последнего года: вирию, осужденную и освобожденную за клептоманию (оказалось, что красть из ювелирного магазина для них то же самое, что котам мяукать); аркуду, которая убила парня по неосторожности, сжав его голову бедрами во время приятного действа; балию, которая перезаражала венерическим букетом почти всех мужчин своего стоквартирного дома. У женщин преступные дела куда интереснее, чем у мужчин, – не кража у соседа, и не убийство за лишнюю банку огурцов из жадности, и совсем не отравление ртутью всей семьи за продвижение по службе. Мужчины абсурдны и жестоки в своих преступлениях, и Гриша тайком испытывала наслаждение каждый раз, когда обвинение выносило справедливый приговор.

Петя хвастается, что они схватили контрабандистов, но Гриша умудрена опытом – преступники сами скинули им подсадных уток и сдали ворота, которые им уже не были нужны, чтобы отвлечь внимание. Они – менты – для них даже не ужин, а перекус. Если бы он знал, насколько мало их собственное влияние на преступный мир Славгорода – давно бы сдал пистолет и корочку.

В глазах мутнеет от усталости. Гриша, расстроенно вздыхая, поднимается со своего места. Хорошо, что в животе не скручивает: она сытно пообедала сегодня в столовой. Еда, наверное, единственное, по чему она будет скучать там, в мире, где материального не существует. Разминая шею, Гриша упирается руками в стол и смутно припоминает, где оставила куртку. В одну секунду все кругом темнеет, и в пустом кабинете раздается грохот упавшего тела.

Дергает рукой – лязг. Все тело, затекшее от долгого пребывания в одной позе, ноет. Гриша хрипло фильтрует воздух полный песка пыли и гулко кашляет, когда обнаруживает вместо легких крепко отбитые мешки. Ей хорошо досталось – тут, видимо, женщина не женщина, обрабатывают всех одинаково. Мысли даются с трудом, шею душит что-то подвижное, притом хрустящее и крепко удерживающее. От ужаса Гриша дергается, и кожу сминает, щиплет. Цепь. Ее посадили на цепь.

Примерно за восемь часов до этого потерявшую сознание Гришу выволакивали двое плотно сбитых мужчин мрачного вида из милицейского отделения и никому не было до этого дела. Патрульные, как всегда, ночами отлынивали от дежурства, прохлаждаясь в курилках за забором. Территория пустовала из-за отсутствия машин. Те, кто забрал ее, очевидно, прекрасно знали свое дело. В Славгороде похищения почти не расследуются: ну куда можно деться из оцепленного периметра, обвитого колючей проволокой?

Мужчины не прячут свои лица, только сильнее натягивают на лоб капюшон черных кофт. Один из них на ходу курит, другой – ворчит.

– Какая же ты жирная, гадина. (Второму прилетает то рукой, то ногой. Обессиленная Гриша, хоть и оставалась без чувств, неосознанно отбивалась силой своей тяжести.)

– Или ты хиляк, – гыкает первый, роняя на свою жертву пепел. Более умело, чем второй, он упаковывает женщину в багажник, аккуратно убирает с лица волосы и хлопает крышкой.

– Че ты с ней цацкаешься? – пихает его напарник.

– Так это же искусство! – Тот выбрасывает окурок и улыбается, как будто хочет услышать аплодисменты. – Найти, отравить, выждать, подловить, проследить, схватить, вырубить, увезти… видишь, сколько действий?