Гриша потому в свое время была совершенной отличницей. Везде первая: быстрее, выше, сильнее. Почти не драчливая, хоть и многое приходилось выгрызать зубами. Мама поднимала ее одна и даже говорила: «Я так тебя хотела, так тебя ждала»; а Гриша про себя все винила ее: «Могла бы хоть мальчиком меня родить». «Кто знает, – отвечала мама, – твой папа не справился ни с чем». Об отце Гриша слушать не хотела, и разговор затихал. Она его не знала и знать не желала.

Славгород для Гриши является домом, в который не хочется возвращаться после работы.

Входная дверь общежития обтянута искусственной кожей, прикрепленной на канцелярские кнопки – сами жильцы старались. Стены обшарпанные, пахнет кислой мочой, и где-то в углу спит отравившийся водкой сосед. Длинный коридор и, кажется, бесконечное количество дверей вдоль стен. Все они пестрые – относительно новые, старые, железные, деревянные, проломленные ногами, окрашенные в не-коричневый. Жуткое, жалкое зрелище, почти ненавистное каждому, кто сюда возвращается. Рыкова уже не поднимает головы – ни здесь, ни перед зеркалом в тесной прихожей перед общей кухней. Она идет в самый конец, словно надеется найти там выход или белый спасительный свет. Но нет: хрустит старый замок, с трудом поддается ручка, и ключ нужно вытаскивать рывком. Будка впускает хозяйку.

Грише полагается комната в улучшенном и недавно построенном милицейском общежитии – но она попросила оставить ей комнату, которая раньше полагалась ее маме. С детства здесь ничего не изменилось, ремонт ей не давался. Перебираешь одно – ломается другое. Оставлять эту комнату все равно некому, и поэтому Гриша давно отчаялась что-то чинить.

Десять квадратных метров. Повидавший многое двуспальный диван-кровать, вечно собранный, потому что не хватает сил разбирать. Завешанное трюмо с зеркалом, чуть покосившийся шкаф, в котором съедается молью накрахмаленный пылью парадный китель. Старенький телевизор, над которым полка с маминым книжным наследством, к которому Гриша не прикасается уже давно. Обои желто-серого цвета с уродливым узором и красный настенный ковер, который можно рассматривать бессонными ночами.

Гриша включает телевизор не глядя, лишь бы на фоне был шум. Им показывают пару разрешенных каналов – с сериалами, музыкой и новостями Алтайского края, из которых ничего толком не понятно. Информационный вакуум создается намеренно, и виртуальная связь для славгородчан – тоже контрабанда, которую передают вместе с простенькими сенсорными телефонами через забор. Иные способы распространения информации, кроме контролируемого властями кабельного телевидения и газеты на дешевой бумаге, запрещены. Кому от этого хуже? Гриша только рада, что ее от лишнего шума оградили. Она переодевается долго, слушая глупые признания в любви с экрана и под окном, и сама ухмыляется. Любовь – вот что здесь держит. Всех, но не ее саму, – у нее в сердце пусто.

И в животе, кстати, тоже.

На общей кухне – никого. Гриша чуть ли не крадется к нужному холодильнику, словно там нет еды, которую покупала она. Уже сотню раз пригоревшая кастрюля, поставленная на огонь, распространила характерный запах по всему коридору. Может, эта ситуация и осталась бы незамеченной, но, когда живешь в доме, где полно чутких носов, надеяться на одиночество бесполезно. Неподалеку тихонько отворилась дверь. Пара ловких шагов – и на кухне появляется Сережа. Вот оно, само значение любви во плоти.

Иногда он зовет себя Анис, с арабского «товарищ», – в те дни, когда переодевается в разные костюмы и платья на потеху публике единственного в городе ресторана «Интурист». Гриша раздражалась его инфантильностью, но принимала единственного адекватного соседа как друга. Сережа – мужчина, с которым обычной женщине нельзя переспать просто так; к нему ходят заскучавшие, кто по связям прознал, где в Славгороде отыскать настоящую восточную сказку. Он, подобно истинной змее, обвивается вокруг шеи, сбрасывает шкурку, поблескивает чешуей в свете луны. Рахимов один из немногих керастов, которые не привыкли прятаться в тени. Его, в некоторых местах прозрачный, черный шелковый халат осторожно приоткрывал все, что могло заинтересовать покупателя. Продавал ли он себя по своей воле? Нет, но никогда не позволит себе этого стесняться. Он предпочитает шелк и носит свои длинные каштановые волосы распущенными. Сейчас они собраны в пучок заколками-палочками, на китайский манер. Гриша сделала вид, что озарение кухни его красотой ее не задело.