Это обидно! Это стыдно и унизительно, но великий народ обязан ежеминутно доказывать своё величие великими делами, а не трибунными декларациями отщепенцев! Обязан доказывать, а не ждать, когда в его величие поверят шакалы, жаждущие его плоти!

Сегодня, когда вспоминаю о нашем «великом» народе, мне кажется, будто опять он станет народом не ранее, чем найдёт в себе честь и силы вернуть прежние названия городам-героям Сталинграду и Ленинграду, переименованным в нечто несуразное из самых подлых побуждений врагами народа! Но пока наш народ, сильно поглупевший в последнее время, считает это полной ерундой, недостойной его внимания.

Может, это и ерунда, поскольку она – лишь обязательное начало восстановления своего величия, как народа, а дальнейшее укрепление заявленного величия потребует, куда больших разумений, усилий, жертв и, главное, великих свершений!

24

Но опять вернусь к финалу первого лыжного кросса. Первого, разумеется, в моей жизни.

Долго я грустил тогда за пригорком, делающим меня незаметным со старта. Следил за работой «Теслы», поджидал своих товарищей-лыжников. От внезапно свалившегося безделья мне даже взгрустнулось. До острой боли в сердце. Хоть плачь, да ведь не поможет!

К тому же я заметил, что Володька Селин, один из наших лосей, уже прошёл всю дистанцию и теперь рвётся к финишу. Красиво идет. «Умеют же люди!». А на пятки ему наступает Толька Клименков. Мощности в нём, будто в тракторе, но тяжеловат, потому хрипит, сопит, но разве его остановишь? В метрах двадцати держится Толька Щуплецов, да так красиво идёт, что его размашистым безукоризненным шагом можно лишь любоваться. Прирождённый лось!

Вот я и подумал тогда, что пришло моё время. С моей-то скоростью, если я за самых последних ребят зацеплюсь, то на финише к вечеру буду! Потому пора из засады выходить и двигать «дрова» в известном всем направлении.



Вышел я на лыжню вслед за промчавшимися с ветерком товарищами и уже собрался в путь, да слышу сзади раздраженный окрик:

– Лыжню!

Я тогда лыжных порядков не знал. Ясное дело, первый раз выступал. Потому с лыжни не убрался. «Да и почему я должен? Тебе же надо! Сам-то прёшь так, что любой танк позавидует! Вот и объезжай, зараза! Не трамвай – с рельсов не сойдёшь!»

А позади опять резко, уже зло и чуть ли не в спину мне:

– Лыжню! Лыжню! Твою мать!

Не успел я посторониться, да и не очень-то хотел, как мощный толчок в зад отправил меня носом в снег. И хотя подобное положение в тот день было привычным, но выходить из него с достоинством я ещё не научился. Пока крутился, барахтался, переворачивая свои «дрова» в нужное положение, опять слышу сзади знакомую песню:

– Лыжню!

Тут уж я отполз, насколько смог, но палка на лыжне осталась. Слышу хруст. Конец нашёл мою палку. А с одной, рекордов мне не поставить! Правда, жалеть о том я не стал!

Пока снег с ушей стряхивал, слышу вопль протяжным срывающимся голосом:

– Лыжню-ю-ю-ю!

Ну, думаю, если каждому условия создавать, до финиша мне не добраться. Не пущу больше никого! Что за несправедливость! Сильный слабому обязан помогать, а здесь слабого все гоняют! Несправедливо!

Пока искал правду, получил новый пинок в зад и устно – весьма насыщенное эмоциями пожелание. И опять я трепыхался в снегу. Все лыжи поперёк! Шапку пришлось палкой подтягивать. А в ней увесистая порция снега! Но спорт – он такой, сильных только выжимает, а слабых засушивает! Слабаки спорту не нужны!

Не стал я на весь мир обижаться, натянул шапку с остатками снега и хотел вернуться на лыжню, да только опять сзади всё то же…

В общем, каждому понятно, что оказался я в некой очереди, и мне в ней места не нашлось!