Этим людям, значилось в контракте, нужно было, чтобы она в течение пяти лет работала на Алитета в качестве фотомодели, актрисы театра варьете, звезды казино у стойки и выполняла сексуальные заказы самых богатых людей города. За это ей будут платить… у Кати глаза наполнились слезами, и они заструились на цифры ее позора.
– Я вам не проститутка! – взвился Катин голос, полный негодования и отчаяния. – С чего вы взяли, что я подписала этот поганый контракт? Подпись наверняка поддельная. Лучше объясните, куда исчез мой муж, отдайте мои документы, и я полечу домой к маме.
– Подпись не поддельная, настоящая. Мой хозяин не любит иметь дело с полицией. Если ты хочешь знать правду о своем муже, я тебе скажу, хозяин разрешил. Но я бы предпочла на твоем месте не знать ее.
– Почему?
– Она слишком тяжела. Даже для меня.
– Мой муж погиб? – в ужасе воскликнула Катя.
– Если бы, – усмехнулось лицо в окошечке с таким презрением, что Катя содрогнулась. – Если бы, – повторила она после паузы, – то было бы гораздо лучше для тебя. Но он жив.
– Жив? Где же он, почему не приходит за мной? Вчера в храме Святой Софии нам был назначен час венчания, – потерянно сказала Катя, еще ни о чем не догадываясь, но уловила в глазах женщины за дверью неприкрытое удивление. – Говорите все, что вы знаете о нем, не рвите мне сердце!
– Даже венчание! – тихо пробормотала женщина. – Да он сам сатана!
Обостренный слух Кати донес слова незнакомки. Все, что будет сказано о нем, даже тише муравьиных команд при строительстве муравейника, она услышит.
– Что же вас так удивило? Вы не верите, что мы должны были пожениться?
– Вот именно, милочка. Как же надо влюбиться, чтобы совершенно потерять голову?
– Да, я безумно люблю своего Вовчика, я верила и верю ему, как себе.
– Любовь слепа, что тут поделаешь, – сочувственно вздохнула женщина. – Я опасаюсь за твой рассудок, милочка, если узнаешь правду. Тебе надо подготовиться, чтобы ее услышать.
– Да говорите же, не щадите!
– Нет, я не могу, я боюсь за твой рассудок. Хозяин меня съест живьем.
– Но ведь он разрешил! – в отчаянии воскликнула Катя, ломая руки.
– Разрешил, но ничего не знал о венчании. Мне надо с ним посоветоваться.
– Не уходите, скажите, кто вы и где я? Если мой муж жив, то где он, прилетел ли в этот город кто-то из родственников?
– О родственниках мы ничего не знаем, как и о венчании. Я работаю менеджером у Алитета, меня зовут Алевтина Валерьевна. Ты находишься в казино, только в другом его крыле. И последнее, Корзинин жив и находится в России.
– Его выслали под каким-то неблаговидным предлогом?
– Вот этого я не знаю, – с фальшивыми нотками в голосе отрезала Алевтина. – Мне надо увидеться с хозяином. Бери завтрак и не дури. Я вернусь. – Алевтина подождала, пока Катя приняла поднос с пищей, и окошечко захлопнулось.
Катя, можно сказать, в беспамятстве прошла к дивану, опустилась на него, как на ежа, и замерла с подносом на коленях, стеклянными глазами уставилась на окошечко в двери, откуда, как из ада, продолжали доноситься слова женщины о том, что Вовчик жив и находится в России.
Такого не может быть! Он убит. Его нет в живых, иначе бы он пришел за ней сразу же после съемок, и она не была бы похищена Алитетом, не заперта в клетку! Обилие той любви, которое вылил на нее Вовчик, не дает иначе толковать произошедшее, и эта женщина нагло лжет, что он жив и в России. Разве можно отказаться от такой любви, от той щедрости, с какой она дарила ему себя, всю до донца? Разве можно отказаться от тех минут блаженства, какое они получали вместе и получат еще в будущем? Немыслимо!