Нельзя раскисать. Тори обязана выяснить, что случилось с Леськой. Найти любую ниточку, которая могла бы подсказать направление мыслей подруги. Человек не может просто так взять и исчезнуть. Живой он или мертвый, за ним всегда тянется шлейф взглядов, разговоров, билетов, регистраций. Могла ли Леська, предав их совместную мечту, отправиться одна на море?

Тори, глубоко вздохнув, вернулась в комнату, собираясь (хотя это казалось очень стремным) перерыть все комоды и полки.

Главную улику Тори нашла в мусорном ведре. Вообще-то оно было чистое, с новым мешком, только шарик смятой бумажки перекатывался на дне. Тори пребывала по этому поводу в противоречивых чувствах. С одной стороны, радостно: ей не пришлось копаться в многодневных объедках и очистках, но теперь наверняка безвозвратно потеряно что-то, проливающее свет на историю Леськиного исчезновения.

Она осторожно достала скомканный шарик, и развернула его. Бумага была старая, обугленная по краям, и без того выцветшие от времени чернила, из-за мятости стерлись в некоторых словах.

И все же Тори попыталась прочитать текст. Положила на подоконник, туда, где было побольше света, ладонью разгладила листок. Почерк круглый, почти детский, слова выписывались старательно. Только это и помогло разобрать несколько фраз.

Это было письмо. Старое письмо, адресованное непонятно кому, но оно дышало таким отчаянием, такой безнадежной тоской, что все это просочилось сквозь время и безвозвратную потертость.

«… уехала… без тебя…»

«… нормально учусь, но какое значение…»

«… никому не сказал, где ты, но почему я должен… не требую, просто прошу…»

«… он сказал, что бросила, но я не верю»

«…не… звонить, разве не глупо?… услышать твой голос… сладкая нежность»

И одно-единственное предложение, которое Тори смогла прочитать полностью:

«Милая, любимая, даже если между нами все кончено, я найду тебя, потому что ничто не кончается, пока мы живы».

Любовное письмо. Тори вздохнула и присела на табурет. Судя по всему, оно не могло быть адресовано Леське. И кто бы писал сейчас рукописные послания? Отправить смс-ку, и дело с концом. Но Леська явно… Да, этот запах…

Подруга что-то жгла в квартире перед тем, как исчезнуть. И письмо, чуть опаленное по краям. Наверное, Леська торопилась, не стала дожидаться, пока все сгорит окончательно.

Тори вспомнила, что подруга залезла в коробки, которые остались от ее мамы. Дины Егоровны. Долгое время после маминой смерти Леська не могла к ним прикасаться. Говорила, что больно. Может, сожженное и было тем самым содержимым коробок? Не считая платья и заколки-бабочки, с которыми Леська явно не собиралась расставаться?

Кажется, в ванной запах гари был сильнее. Тори сорвалась с места. Обследовала раковину, опустилась на четвереньки и осторожно прошарила чисто вымытый пол. Точно! Около унитаза от ее движения взметнулось несколько темных больших пылинок. Пепел. Леська просыпала обгоревшие остатки бумаги и не заметила, что не все убрала. Но зачем подруга жгла это старое письмо, и почему не довела дело до победного конца, оставив один листок?

Может, Леська хотела, чтобы Тори его нашла? Или Иван?

Ещё из непонятного на кухне почему-то среди чашек ей встретился небольшой блокнотик. Старый, потёртый. Тори открыла его на первой попавшей странице:

«Мне явили отрока в короне

Мальчика с небесными глазами

На секунду показалось – таю

Я была не первая – вторая,

Чья-то тень металась по портьерам

От незнананья истины сгорая,

Но пришел ужасный и великий,

Запретил искать ребенка рая»

Стихи. Написанные явно почерком Дины Егоровны. В последнее время ей становилось говорить всё труднее, она писала записки, и Тори хорошо знала её руку. Но неужели Леськина мама писала ещё и стихи? В это сложно было поверить.