– Ах. – Она покраснела. Так мило. – Верно. Брест.

– Он очень вкусный, – сказала Мами́, прекрасно скрыв свое веселье. – Заварное тесто – знаешь, как в эклерах, – и начинка из крема пралине, а сверху свежая малина.

– О да, пожалуйста.

Прежде чем Мами́ успела потянуться за сервировочным ножом, это сделал я. Ничего не мог с собой поделать. Если Эмма собиралась съесть что-то созданное мною, я намеревался обслужить ее сам.

Даже если наблюдение за тем, как она ест, в итоге прикончило бы меня.

Она взялась за край стола, будто пытаясь удержать себя от того, чтобы преждевременно не схватиться за тарелку. Жадная девчонка.

Мой член это одобрил. Пожалуй, даже слишком.

Настолько спокойно, насколько мог, я подал ей кусочек, добавив немного малины, а после обслужил еще и Сэла, чтобы чем-то занять руки. Они казались такими огромными, такими неуклюжими – из-за женщины ростом пять футов шесть дюймов[28].

Все мои попытки игнорировать Эмму оказались сплошным притворством. В ту же секунду, когда она подняла ложку, я сделал глубокий вдох, наблюдая, как ее розовые губки размыкаются, мельком увидел ее язык. Кусочек пирожного скользнул ей в рот, и она застонала.

Этот звук обвился вокруг моего члена, сжал мои яйца горячей хваткой. Я тоже чуть не застонал. Я знал, каков на вкус десерт у нее во рту, насколько гладким ощущается крем на ее языке. Это был мой крем. Я сделал его. Мои руки доставили ей это удовольствие, знала она об этом или нет. Ее стоны предназначались мне.

На меня нахлынул прилив энергии, и голова немного закружилась.

Она сунула в рот еще одну ложку с десертом. Медленно. Смакуя. Ее веки опустились. Ресницы затрепетали, и она вздохнула.

Святые угодники.

За столом повисла тишина, и Эмма остановилась, смущенно оглядываясь по сторонам. Затем слизнула с уголка рта золотистую крошку – она определенно собиралась меня убить.

– Извините. Это невероятно вкусно.

По всему телу пронеслось удовлетворение, чистое и прохладное, будто свежий лед. Мне хотелось взять эту ложку и начать кормить ее. Заставить ее стонать снова и снова. Дерьмо.

Заворчав, я положил себе кусок кардамонового пирога. Если бы я сейчас съел Брест, то, вероятно, кончил бы прямо в штаны.

– Где вы покупаете десерты? – спросила Эмма Мами́.

– О, я не покупаю, – ответила она. – Они домашние.

– Правда? – Эмма положила в рот малину. – Вы восхитительный пекарь.

Я бросил на Мами́ быстрый предостерегающий взгляд, поэтому она просто отхлебнула кофе и неопределенно хмыкнула. Да, я был трусом и не хотел, чтобы Эмма узнала, что она ест то, что я приготовил. Я… стеснялся этого.

Сэл наблюдал за нами все время, явно находя мой дискомфорт чертовски забавным. Но вместо того, чтобы толкнуть меня под автобус, он бросил мне спасательный круг – вероятно, потому, что жил на моей территории и не хотел спать с одним открытым глазом.

– Мами́ обладает множеством талантов. – Он поставил пустую кофейную чашку и потянулся за бокалом для шампанского. – Она научила меня шить.

– Это правда, – подтвердила Мами́. – Он был милым маленьким мальчиком, пробирался в мою гримерку, чтобы поиграть с моими платьями, пока его отец работал тут.

– Папа – бизнес-менеджер Амалии, – объяснил Сэл.

– Однажды, – продолжила Мами́, – Сальвадор случайно разорвал Halston[29].

– Ох, – взвыл Сэл, закрывая лицо руками. – Это было винтажное золотое вечернее платье из ламе́[30].

Я понятия не имел, что это значит, но, судя по выражению лица Эммы, она крайне сочувствовала Сэлу.

Мами нежно рассмеялась.

– Он так расстроился из-за этого, что я решила научить его, как все восстановить.

– И никогда такого не повторять, – улыбнулся Сэл. – Она подарила мне Halston на шестнадцатый день рождения.