– Он не сладкий, – сказала я вслух Нику и Уиллу. Они рассмеялись. А я добавила: – Вкусно.

Час назад тут были невероятно привилегированные места, их занимали те, кто выкладывает по тридцать долларов за унцию кальвадоса.

С тех пор как я обожглась, отношение Уилла ко мне изменилось. Он стал бережнее, возможно, даже пытался защищать. Мне подумалось, он хочет стать моим другом. Впрочем, не самый плохой кандидат на роль первого друга. На нем была рубашка хаки, наводившая на мысль о сафари. У него был длинный острый нос, как наконечник стрелы, и воловьи карие глаза. Говорил он быстро, почти коверкал слова. В недели обучения я думала, это потому, что он спешит. А теперь поняла, что он не хочет показывать зубы. Зубы у него были крупные и желтоватые, а верхний левый спереди – с трещиной.

– Ты не смотрел, Ник? Он был как дикий зверь. Ну вроде как, проехали орать или драться, я головой тебе грудь прошибу. Все французы безбашенные. Готов поспорить, его никогда больше на поле не выпустят. – Уилл достал сигарету. – У нас все путем?

– Да, сэр. – Ник подтолкнул к нему тарелку с хлебом и маслом.

Когда Уилл закурил, я запаниковала: я едва-едва помнила те времена, когда можно было курить в ресторане. Он предложил и мне. Я потрясла головой и уставилась на полки на задней стенке бара, сделав вид, будто поглощена тем, что запоминаю коньячные бутылки. А курящая парочка рядом со мной обменивалась беззастенчивыми оскорблениями по поводу двух бейсбольных команд из одного городка.

– Ты с Джонни сегодня вечером поздоровался?

Ник протирал бокалы из нескончаемого запаса на стойке. Бокалы выстроились, как солдаты на марше, которые продвигаются вперед, а в арьергарде колоны возникают все новые.

– Он тут был? Я его пропустил.

– Сидел рядом с Сидом и Лайзой.

– Ох уж эта парочка! Я старался держаться от них подальше. Помнишь их ссору из-за того, остров Венеция или нет?

– Я думал, тем вечером он ее ударит.

– Будь я на такой женат, я бы кое-что похуже сделал.

Я старалась сделать каменное лицо. Вероятно, они говорили про своих друзей.

– Что пьешь, Билли Боб?

– Можно мне чуточку ликера «Ферне», пока я решаю?

– Это… последние, – выдохнула Ариэль, с грохотом ставя железную корзинку с бокалами на край стойки. Бокалы зазвенели колокольцами, взметнулись русые кудри.

– Ты уже волосы распустила? – спросил Ник, тон у него был резким, но в глазах плясали игривые смешинки.

– Да ладно тебе, Ник, я устала как собака. Разве я не похожа на усталую собаку?

Она запустила руки в длинные волосы, поскребла кожу на голове, точно пыталась снять парик. Откинув волосы на сторону, она повисла на стойке, ноги у нее оторвались от земли.

– Ну давай же, Ник, щелк, щелк. – Она изобразила пальцами ножницы.

С распущенными волосами Ариэль смотрелась настоящей оторвой. Из экстравагантной девицы она превратилась в адское существо, волосы спускались ей ниже груди, свились штопором и спутались от того, что день и добрую часть вечера были сколоты на затылке. Завитки челки прилипли ко лбу, линии подводки для глаз, которые еще пару часов назад вызывающе поднимались от краешек век, размазались.

Всю смену, даже в запаре Ариэль трудилась с энергией птицы – из тех, какая в любой момент способна разразиться неуместной песней, но Ариэль обходилась чириканьем, посвистыванием и полупропетыми фразами. Она легко впадала в панику, и тогда ее движения становились лихорадочными, но так же легко оправлялась и снова посвистывала.

– О’кей, ты в доле, Ари. Но мне правда нужны две бутылки «Риттенхаус» и одна «Ферне».

– Ладненько, сбегаю тебе за виски, но наш кореш пусть сам себе «Ферне» добывает. – Она кивнула на рюмку Уилла с черным ликером, от которого воняло перестоявшим чаем и жвачкой. – Раз ты его пьешь, тебе его и запасать.