Однажды, где-то в классе эдак в шестом… вроде бы, не помню… В общем, в шестом классе однокашники решили устроить очередную темную. Выловив после школы несчастного крысеныша, они схватили его, натянули на голову мешок для сменки и потащили в лес. Собрался весь класс, пришли даже ребята с параллельных классов– посмотреть на шоу. У одной из девочек отец был служителем закона и, пока добрый папочка не видел, она стащила у него наручники, которыми он заковывал ее мать во время счастливых ночных игрищ. Этими самыми браслетами бедолагу пристегнули к стволу дерева и, потешаясь над прелестью розового пуха, начали показательное выступление. У них уже были заготовлены ведра с помидорами, старые добрые хлесткие прутья и несколько ребят даже принесли перочинные ножики. Кто-то даже принес Библию. Начало издевательств очень было похоже на сцену с Квазимодо из дешевенького фильма по роману Виктора Гюго, разве что не было позорного колеса, на котором героя фильма раскручивали во время общественного буйства. Зато крутился сам Сергей, когда пытался спрятаться от летящих снарядов за деревом, ревя от боли в сдираемой на сгибах локтя коже. Нормальные люди давно бы отвязали его и попытались успокоить, но здесь же дети… Дети, а не люди. Им было весело и это было главное. Едва закончились помидоры, так с него содрали уделанное в красном соку тряпье, что именовалось "пиджаком" да "рубахой" и дали всем и каждому отхлестать его, как непослушное дите. И нет бы– отвязать его да оставить в покое, но маленькие герои решили идти до конца. Будь проклят тот, кто придумал и ввел в мир понятие "пытка каленым железом"! Едва раскаленная над зажигалкой сталь коснулась исполосованной спины, как Сергей издал такой вопль, какой не издавал еще никогда. Он пытался выбраться, вырваться из наручников, но тщетно. И тогда он выгнул, как только мог, левую руку и отгрыз мизинец.

Когда полиция прибыла на место, нашла одного рыдающего мальчика с отгрызенным носом и верхней губой. Остальные ребята успели убежать. А самого Сергея поймали лишь спустя две долгих ледяных ночи. Он прятался в разрушенной хижине в лесу неподалеку от города– когда его нашли, состояние мальчика было весьма плачевным. Ни на кого не реагируя, он просто сидел на обломках лицом к стене и никакого сопротивления не оказал. В таком состоянии он прибыл в больницу, где проходил около месяца курс реабилитации, упорно отказываясь говорить с детским психологом. Но вместо выписки его ждало нечто другое. Врач направил мальчика в клинику к некоему доктору, что мог помочь пройти терапию и разобраться в собственных проблемах, но этот человек ничем не смог ему помочь. Спустя какое-то время Сергей познакомился с Виктором.

Шли годы и постепенно, медленными шажками, он приходил в себя. Он не помнил ничего из произошедшего. Однако его приход в осознанное состояние не прошел гладко: он стал сильно подвержен приступам гнева, происходивших из не отпускавшей его паранойи. С раннего детства не знавший чувства безопасности, он запечатлел образ опасности как любого человека в поле его зрения, проецируя свой страх на любой косой взгляд или мимолетную улыбку, даже если улыбавшийся не смотрел на него, и любой контакт с санитаром или другим больным мог привести его в состояние неудержимой злости. Сергей неизменно приходил в буйство, целиком отдавшись мысли: «Лучшая защита– нападение!», пытаясь запугать потенциальную угрозу так, чтоб у объекта, мнимо или явно источавшего ее, и мысли не возникло как-то ему насолить. Доктор пытался втолковать, что постоянной опасности не существует, ведь Сергей всего-навсего обычный парень, который пугает окружающих его людей, что это он сейчас является тем плохим парнем, но тщетно. Тут некстати пришлись узколокативные провалы в памяти, странным образом привязанные к пальцу– были случаи, когда Сергей забывал, что пальца-то у него нет.