Даша мотнула головой, стряхивая воспоминания. Наверное, в родительском доме что-то случилось. Первым желанием было позвонить, – в памяти еще сохранился номер телефона. Но она тут же одернула себя, вспомнив, как отнеслась мать к сообщению о рождении внучки: «Ни ты, ни твои выблядки нас не интересуют, мы тебя не знаем, и ты нас забудь». Даша вздрогнула, словно снова услышала сквозь треск в телефонной трубке злой голос матери.

Катька хныкала и отказывалась есть манную кашу. Даша понимала, что она просто не хочет оставаться в садике на ночь. Но на сегодняшний вечер был запланирован спектакль на выезде – далеко за городом, поэтому хочешь – не хочешь, а придется потерпеть. Но завтра она обязательно отпросится и заберет ее утром из садика. Сначала они пойдут в поликлинику, а потом начнут роскошествовать дома.

– Пироги будем печь?

– Можно и пироги.

– Тогда с капустой.

– Хорошо, будем печь пироги с капустой.

– А на капусту у тебя денег хватит? – Поинтересовалась недоверчивая Катька.

– На капусту хватит, – рассмеялась Даша.

По дороге в садик они не останавливались перед киосками, а обсуждали – какое делать тесто – простое, сдобное или слоеное? Так ни до чего не договорились и решили определиться завтра.

День тянулся медленно, наверное, именно потому, что начался скверно. Низкое небо обложили тучи, но дождь так и не собрался, хотя порывы ветра изредка бросали в прохожих пригоршни холодных капель. После репетиции Даша никуда не пошла, домой – далеко, по улицам гулять – зябко. Она места себе не находила – что-то неопределенное, тягостное поедало ее изнутри. То казалось, что сердце бьется чересчур часто, то что-то хрустнуло в шее, то капли дождя слишком гулко стучат по подоконнику. Строчки расплывались перед глазами, и в прочитанном невозможно было найти никакого смысла, вязание валилось из рук, а молодежь, распевающаяся на лестнице, выводила из себя – чего они торчат здесь, шли бы домой, если не заняты вечером.

Вдруг вместо черных книжных строчек она увидела чужую черную пуговицу. Пуговицу из сна. Глаза тут же захлопнулись, и она попробовала честно ответить себе, что это? Страх? Или она… боится, что откроет глаза, а там… буквы? Вот ведь ирония судьбы, она опасалась сна с мужиком, а приснился…

Правду говорят люди, не надо ничего бояться, а то начнут сбываться самые плохие предсказания. Живешь себе, и живи спокойно. Все, что должно случиться, случится, а чего не должно – обойдет стороной. Твоя беда придет только к тебе.

– Что это я о беде? Зачем мне беда? – Даша вздрогнула и передернула плечами от холодной волны, пробежавшей по телу. – Не накликать бы, ворона. Скверная ночь, скверное утро, скверный день, знать бы заранее вся ли это скверность, или впереди ждет что-то пострашнее?

– Как, милая, ты смотришь на то, чтобы осчастливить своим присутствием колымагу с гордым названием «автобус»? Не забыла еще? – Помреж хитро улыбался в проеме двери.

– Эту заразу, пожалуй, забудешь: летом дышать нельзя, зимой от холода околеть – раз плюнуть. – Выходя из гримерки, она посмотрела в зеркало, – застрянет, обязательно застрянет.

Пока стылый рафик трясся по ухабам, Даша с тоской перебирала знакомых, у которых можно было занять денег до зарплаты и купить дочке сапоги. Ночь незаметно опускалась над дорогой. Водитель вышел и долго возился с мотором – везло, как всегда. Она тупо смотрела в одну точку и старалась согреться, сдерживая глухое раздражение. Ныло сердце, и безотчетная тревога не давала покоя. Ей уже казалось, что нет ничего лучше унылых маленьких комнаток в актерском общежитии. И соседи, как всегда в таких случаях, уже не казались монстрами, а представлялись почти милыми людьми.