Одновременно со строительством стальной колеи „Комитет Сибирской железной дороги“ организовал проведение геологических изысканий и исследований всей полосы будущей дороги. Были открыты и начали эксплуатироваться каменноугольные бассейны, в частности, в Восточной Сибири и в Забайкалье, такие, как Черемховский, Харанорский».
Глава 3
Второй час инженер Покровский сидел за бумагами. Перелистывал справочники. Карандашом делал пометки в рабочей тетради. В подчинении находился десятиверстный участок строительства. Как молодому выпускнику, Покровскому поручили участок работы наименьшей протяженности по сравнению с остальными. Они объединялись в дистанцию под началом Бориса Васильевича Зееста. Алексей вынул часы. Надо торопиться. В соседнем поселке строителей на три часа назначено совещание. Через пять минут он пробирался по хлюпающей жиже, утопая в ней сапогами, от конторы к своему зимовью, чтобы успеть перед дорогой перекусить кусок хлеба с чаем. Ездить верхом на лошади Алексею раньше не доводилось. Теперь пришлось осваивать технику верховой езды. Неплохой наездницей была, впрочем, Ирина. Алеше вспомнился полковничий Гусар, любимец старого вояки Потемкина. Алексей вздохнул при мысли, что предстоит опять взбираться на гнедого коня, которого звали Маслак.
– Не переживай, Петрович, научишься, – успокаивал Алексея Митрофан, приставленный к инженеру по всяким делам, исполняя роль и конюха, и кучера, и нарочного, если случалось спешно отправить бумагу в контору дистанции, либо на соседний участок. – Я б запряг телегу, да сами видите, как землю дождем напитало. Ну, чего, барин? С богом? – Митрофан слегка хлопнул квадратной ладонью по блестящему крупу Маслака.
– Я всякий раз устал напоминать, не называй меня барином. Алексей Петрович, и все.
– Я вас, Алексей Петрович, шибко уважаю.
– Но это же уважение не выражается словом барин?
Митрофан почесал за ухом и кинул совсем немногословно:
– Да ладно уж, извини, Петрович, что уж как невпопад скажу…
– Да ладно, старик, извиняю, – Покровский слегка ткнул Митрофана в спину. – Ладно, как хочется, так и называй…
Все жарче припекало солнце. До сегодняшнего дня оно неделю скрывалось за плотными свинцовыми тучами, пролившими на землю море воды. Вокруг головы вились тучи мошкары. Вездесущие комары во множестве своем неисчислимом забирались под платок, которым Алеша обмотал лицо и шею, впивались в лицо и шею, в губы, щеки, нос. Отбиваться ладонью – бесполезное дело. К концу пути лицо горело. Такими же распухшими были лица других участников совещания, особенно у новичков, что познакомились со здешним краем недавно. У старичков, опытных командиров транспорта, видать, кожа была уже задубелой. Не брали ее ни комарье, ни пауты.
Борис Васильевич Зеест сидел за дощатым столом, положив перед собой рука на руку. Седовласый, в годах, человек. Поверх черного кителя наброшена водонепроницаемая американская накидка. Начальник дистанции кивком головы здоровался с каждым, кто входил в помещение. Алексей слышал, что Зеест был выходцем из довольно высокого родового сословия. Длительное время практиковался на германских железных дорогах. Не раз ему приходилось бывать в Соединенных Штатах. Там виделся с такими знаменитыми американскими инженерами, как Гаттен, Мак-Мастер Джексон.
«Эти люди получили известность на волне технического авантюризма, связанного с фантастическими проектами супержелезнодорожных магистралей, – как-то делился воспоминаниями со своими коллегами Борис Васильевич. – История свидетельствует, что во все времена, когда в обществе возникал какой-либо хаос, как в политическом, так и в экономическом смысле, появляется масса всевозможных проходимцев, ловкачей и прочих шарлатанов. В данном случае, пока в России шли бесконечные дебаты о целесообразности строительства Амурской железной дороги, чтобы соединить в единое целое Транссибирскую магистраль на участке Сретенск – Хабаровск, в Петербург хлынул поток предложений о строительстве железной дороги на востоке страны посредством иностранного капитала. Особенно много разговоров велось вокруг проекта линии Нью-Йорк-Париж, через Берингов пролив и Сибирь. Одним из таких предпринимателей стал французский инженер Лойк-де-Лобель, который привез в Петербург рекомендательное письмо. Одновременно просочился слух, что за спиной этого господина, в высшей степени обаятельного и неотразимого для петербургских женщин, стоит некоронованный железнодорожный король Америки Эдвард Генри Гарриман. Под видом экономической помощи со стороны иностранного капитала замышлялся тем самым захват богатейших территорий Сибири с тем, чтобы впоследствии вовсе отторгнуть этот регион от России».