Столовая находилась у самой реки, у заднего забора, окружавшего завод. От станции метро "Автозаводская" сейчас можно пройти минут за 15. А тогда там была площадка, на которой собирались аэростаты, на ночь их развозили по городу. Там же была стоянка огромных автомашин – "студебеккеров",  каждое колесо которых было выше меня. Проходить там было интересно, но и опасно. Любопытство увлекало меня под самые колёса, и водитель с высоты своего места меня просто не видел. Помню одного красивого русоволосого парня с ямочками на широких скулах приветливого лица. Он заприметил девчушку, проходящую мимо каждый день, её любопытный нос, который она пыталась засунуть под колёса. Парень весело приветствовал девочку, иногда подсаживал в высокую кабину, показывал какие-то рычаги и рукоятки, рассказывал, как управлять этой огромной машиной. Вид с высоты водительского сидения открывался удивительный, это было парение над землёй, над головами людей, которые сразу становились очень маленькими. А однажды я немного задержалась и, едва завидев меня, другие парни стали, махая руками, зазывать меня: "Светланка, иди скорей, дядя Серёжа уже думал, не дождется тебя, его переводят на другой участок!" Это был грустный день. На прощанье дядя Серёжа прокатил меня вокруг стоянки на своём "студебеккере". Это была военная машина, и катать детей было нельзя, но он хотел напоследок порадовать свою маленькую подружку. Это у него получилось. Теперь, проходя мимо стоянки, я уже никуда не заглядывала, старалась проскочить незамеченной.

Дорога от садика занимала минут 40 – 50. Если я за это время не появлялась, мама отпрашивалась, бежала по моему пути и бросалась к каждому милиционеру с вопросом: "Не было ли несчастного случая?" Но обычно я приходила в срок. Меня приветливо встречал главный бухгалтер Иван Романович. Он был ранен в ногу, хромал, ходил с палочкой. Говорили, что он был суров, малоразговорчив. Но я про это не знала. Он усаживал меня к себе за стол, давал цветные карандаши, бумагу и, урывая минутки от работы, рассказывал короткие сказочки, про что и просил нарисовать. Но главное и первое, что он делал, это кормил меня, то супчиком, то котлеткой, то голубеньким картофельным пюре, но это было горячее и удивительно вкусное!

Послевоенное детство. На откосе у Москва-реки, за заводом "Динамо" мы собирали с какой-то травы зелёные "лепёшечки" – маленькие, с ноготок, сплющенные, то ли заготовки соцветий, то ли плоды, и ели. Что за трава и насколько съедобна? Не знаю, но никто и ничем не пострадал, а ели мы их ещё долго.

Детский сад. Одним из занятий в саду была лепка. Глину нам давали в изобилии, обычную, жёлтую. Но вот на одной из прогулок с детским садом по откосу вдоль окружной железной дороги за Подшипниковым заводом мы нашли голубую глину. Глина – голубая!  Она более упругая, красивая, прочная. Потом, уже учась в школе, бегали мы добывать эту глину и никому постороннему не выдавали, где мы её берем. Наши изделия были самые красивые, не рассыпались и долго стояли в витрине на школьной выставке.

Читать никто, кроме меня, не умел. И часто воспитательница, утомившись с нами, шумными непоседами, усаживала всех на ковёр, давала мне книгу и просила почитать вслух. Все были довольны. Воспитательница подрёмывала в кресле, вполглаза послеживая за детьми. Дети были довольны, потому что я была одна из них, и это совсем не одно и то же, что чтение воспитательницы. Я была довольна вниманием детей ко мне и самим процессом чтения вслух, поскольку большую часть читаемых сказок и рассказов я уже знала и слушать их мне было скучно. Через несколько лет, в школе, произошло нечто похожее. Учительница математики, заметив, что я, на лету схватывая задачу или новую тему, потом весь урок скучаю, вызывала меня к доске, называла новую тему или задавала нестандартную задачу, предлагая самой найти доказательство или решение. Ученицам в классе объявлялось, что вот Светлана у доски вместо неё, Екатерины Васильевны, и все вопросы – к ней.