Мария Олеговна дочитала вслух записку и перевела на нас взгляд, приподняв очки.

– У вас что, одна мама на двоих?

– Нет, две, – ответил я.

– А почему написано «Мама Вити и Миши»?

– Понимаете, Мария Олеговна, моя мама воспринимает нас, как братьев и всё время путает. Она даже так и говорит: «Дети вы мои!». А в поликлинику нам надо идти, потому что мы хотим быть здоровыми. Вы же знаете, что учёба для нас превыше всего. Когда все дети, тьфу-тьфу-тьфу – сплюнул я через левое плечо, нечаянно попав в Полинку, которая стояла рядом. Она возмущённо посмотрела на меня, брезгливо вытирая ладонью мою слюну, а я подумал: «Правильно, что плюнул в неё, нечего любить сильных!» – Ну, так вот, когда все дети заболеют – продолжил я – мы с Витькой единственные будем ходить в школу.

– Молодец Миша! – одобрительно сказала Мария Олеговна и погладила меня по голове, – вот все бы были такими, как ты, – и она недовольно посмотрела на Петьку Воробьёва, заядлого двоечника.

Ох, ну и длинный был день, скажу я вам. Четыре урока длились, как четыре дня или даже четыре месяца. Чтобы они быстрее пробежали, мы с Витькой разрабатывали карту леса, пересылая друг другу записки. На самом деле картой это было назвать трудно, потому что она больше походила на какие-то каракули, но в тот момент мы с Витькой так гордились ею, что даже стали считать себя научными сотрудниками секретной группировки. Именно мы были выбраны в качестве секретных агентов, которым предстояло пройти этот опасный путь среди тёмных окаменевших деревьев. В этот момент мой друг признался, что хочет стать археологом и изучать тайны нашей планеты и древнего мира. Мне показалось это очень интересным, хотя я мечтал стать поэтом или, что ещё лучше, журналистом. Это тоже, что и археолог, только в двадцать раз круче, потому что помимо поисков старинных находок об этом ещё нужно писать статьи, книги или стихи.

И вот прозвенел звонок на перемену. Мы покидали учебники в рюкзаки и, вприпрыжку выскочили из школы. Мы неслись, как угорелые. Так выражается моя мама. Угорелые – это, наверное, такие мальчики, которые бегут по горящим углям босиком. Им становится очень больно и горячо, поэтому они пытаются как можно быстрее пробежать свой обжигающий путь. И вот уже неподалёку виднелся тёмный лес, за которым скрывалась крыша больницы. Витька неожиданно остановился и закрыл глаза. Я обернулся и крикнул ему: «Вить, ты чего?».

– Миш, может, не пойдём? А вдруг мамка ругаться будет!

– Ты что вдруг? Мы же уже всё решили. Ты испугался, что ли? – решил я поддеть друга.

– Ничего не испугался! – ответил Витька.

– А почему глаза закрыл?

– Открыл уже! – скривился он.

– Пойдём быстрее, а то не успеем тёте Лене книгу принести.

– Миш, в больницу я точно не пойду!

– Почему? Я там был, ничего страшного там нет. Обычные люди, только немного ненормальные.

– Вообще-то – это очень страшно!

– Да ты испугался! – засмеялся я и стал показывать на Витьку пальцем, – Точно испугался! Трусишка, трусишка! – дразнил его я.

– Не испугался, просто подумал, а вдруг в лесу какие-нибудь маньяки ходят. Если я домой не вернусь, тогда меня мамка убьёт! – расхныкался мой друг.

– Ладно, Вить, если ты боишься, я один пойду! И вся слава достанется только мне.

Эти слова задели его, потому что всем хочется стать известными и знаменитыми, тем более тому, кто мечтает стать археологом. А получается, что если я пойду без Витьки, то находка и вся слава достанется мне одному.

– Я с тобой иду. И нечего так кричать! – рявкнул Витька.

Лес был действительно устрашающим. Если бы в этот момент нас увидела моя мама, она бы умерла от страха или разрыва сердца. Земля под ногами была грязная и мягкая, поэтому ботинки застревали в опавшей листве. Ноги приходилось с трудом вытаскивать из вязкой грязи. Витька шёл сзади меня и всё время бубнил: «А вдруг попадём в болото, утонем, тогда меня точно мамка убьёт!». Я ему отвечал, что если он утонет, то мамка не сможет его убить, потому что он уже будет мёртвым и это ещё больше пугало моего друга. К сожалению, наша карта нам не помогла, потому что, она совершенно не соответствовала действительности. Лес был жуткий, сырой, чёрный и абсолютно не живой. Нам показалось странным, что ни одна птица не пролетала мимо, не было ни одного стука дятла, нас не задевало ни малейшее дуновение ветерка. Было слышно лишь хлюпанье грязных ботинок, которые едва не сваливались с ног, утопая в вязкой земле.