Мы зашли с мамой внутрь. Помещение напоминало нашу детскую поликлинику с зелёными стенами, белым потолком и редко мигающими лампами. В ноздри ударил яркий запах лекарств и металлических приспособлений. Почти возле каждой палаты стояли каталки и инвалидные кресла. Если бы я не знал, где нахожусь, то подумал бы, что мы в доме престарелых. Мама спешила и не выпускала моё плечо из своей руки. В таком быстром темпе мы сначала зашли в кабинет главного врача, а потом направились в палату к тёте Лене. Я шёл впереди них и прислушивался к разговору.

– Сегодня ночью ей опять стало хуже, поэтому это вынужденные меры! – говорил врач.

– Иван Петрович, вы держите её связанной уже целый год. Вы уверены, что она так выздоровеет? Я против этого, слышите? – возмущалась мама.

Мы остановились возле палаты. Я пристально уставился на деревянную дверь, которая, видимо, была перекрашена несколько раз. Краска в нескольких местах облупилась, и из-под неё просачивался старый след чей-то руки. Номер палаты написали синей ручкой на аккуратном желтоватом листе бумаги, и приклеили скотчем на самый верх двери. На нём значилась цифра десять, и я подумал, что это тоже особенный знак. Пока мама и Иван Петрович громко спорили в коридоре, я приоткрыл шаткую дверь и вошёл. В палате стояла большая белая кровать, свет ламп также как и в коридоре мигал в хаотичном порядке, скапливаясь своим приглушённым оттенком над постелью маминой сестры. Руки и ноги тёти Лены были привязаны коричневыми ремнями. Если честно, мне стало жутковато, и я решил быстрее покинуть это место, но вдруг мамина сестра заговорила вполне обычным голосом: «Мишка, ты? Какой большой стал, сто лет тебя не видела!». Я подошёл поближе, чтобы она лучше увидела, как я вырос. Она продолжила: «Жаль, что не могу тебя обнять, очень жаль. Видишь, снова связали меня. Миш, я ведь не сумасшедшая».

– Ну.… Да… – протянул я.

– Не веришь мне? – с досадой проговорила тетя Лена.

– Не знаю.

– Мишка, подойди поближе, что расскажу! – неожиданно прошептала она.

Я засеменил в сторону белой кровати, поспешно оглядываясь по сторонам. Солнечного света здесь совсем не было, окно заложили кирпичами и покрасили его в цвет яркой осенней выцветшей травы. На стене остались висеть серые пыльные шторы, которые украшали эту палату, видимо, уже много лет. «Как тут не сойти с ума?» – подумал я.

– Миш, помоги мне! Никто не верит, что я не сумасшедшая. Не могу я больше здесь находиться. Меня ждут дома. Ты понимаешь? – заговорила тётя Лена.

– Ну да, понятно. Ждут.

– Недалеко от лечебницы есть лес, видел его?

– Ну, знаю.

– Там есть большой старый дуб, без листвы. Он один там такой, ты его сразу увидишь. В дупле этого дуба лежит книга. Миша, миленький, достань её и принеси мне. Только тогда мне поверят, понимаешь? Ты сможешь?

– Ну, наверное, – засомневался я, – только как мама отпустит меня одного в лес?

– Миша, достань эту книгу! Ты моя последняя надежда! – взмолилась тётя Лена.

Неожиданно в дверь ворвалась медсестра и завопила, как ненормальная: «Почему ребёнок здесь один без матери? Вот кого надо в психушку упрятать, так это родителей. С ума все посходили!». В ответ на вопли медсестры, тётя Лена стала кричать и биться о края кровати так, что казалось стены, заходили ходуном: «Я не сумасшедшая, я не сумасшедшая!». В палате поднялся невообразимый шум. Мне стало очень страшно, и, выбежав из палаты, я уткнулся в мамин живот.

– Что случилось? – испугалась та.

– Вы ребёнка с больной оставили! Посмотрите, что здесь происходит теперь! Сюда нельзя приводить детей! Кто разрешил?