Но в это хорошее вкрадывалось его беспокойство. С тех пор как Адам познакомился с Лилит, он понял, что покой потерян. С ним рядом была Ева, а он стремился к Лилит…

Лилит… непостижимая, завораживающая, непредсказуемая… И земная Ева – живая, тёплая, охраняющая семейный очаг… С ней хорошо, уютно, но… пресно. С Лилит же можно забыть обо всём, погружаясь в страсть и неукротимость. Однако её не приручить, не удержать. Слишком своевольна и свободна.

Ах, если бы всё сочеталось в одной женщине… А была же Ева когда-то такой, как Лилит сейчас …Такая же неукротимая, сотканная из огня и воздуха…

Нетерпеливый звонок в дверь поднимает Адама с места. Ева провожает его взглядом, внимательным и сосредоточенным. Через минуту, когда она слышит звук прикрывшейся двери и разговор, ею овладевает страх. Она прислушивается… Страх сменяется яростью. Ева пытается открыть дверь, но её усилий явно недостаточно. За дверью слышится воркующий молодой голос. Ева теряет рассудок, мечется по квартире.

Адам просит Лилит подождать его на улице. Он входит в квартиру, и Лилит слышит крик отчаяния. Бросается вслед за ним.

Окровавленная Ева с перерезанными венами лежит на полу. Красные капельки крови на светлых стенах, на полу, на ноже… Потрясённый Адам просит Лилит вызвать «Скорую».

Вдвоём они стоят перед операционной, за дверью которой врачи борются за жизнь Евы. Они молчат. Лилит осознаёт, что она замкнула вечный треугольник, известный своим коварством со дня сотворения мира. Адам вдруг понимает, что Евой ничего не потеряно – нежность и страсть, покой и необузданность двигали ею.

Выходит врач. По его лицу видно, что всё закончилось благополучно. Оба облегчённо вздыхают. Им разрешают взглянуть на больную.

Лилит медленно подходит к Еве, слегка касается её волос, целует Адама и внезапно растворяется в воздухе.

Ева открывает глаза, полные любви, обожания и страсти. Страсти, которую вдохнула Лилит. Адам смотрит на неё с изумлением. Перед ним истинная женщина по имени Ева, в которой всегда присутствует Лилит. Она знает волшебную тайну жизни и не выдаст её, оставаясь неразрешимой загадкой.

Анастасия попала в больницу вчера вечером.

Тупая боль в области пупка разрасталась на протяжении нескольких часов, и к вечеру, несмотря на наплевательское отношение молодой женщины к боли вообще, попросила родных отвезти её в больницу. И вовремя. Срочные анализы, диагноз – она на операционном столе, а через час – в реанимации без гнойного аппендикса.

На следующий день, находясь уже в больничной палате хирургического отделения, с запоздалым страхом думала о своем пофигизме и возможных неприятных последствиях. О них ей рассказали, когда она пришла в себя после местного наркоза.

Сейчас же она лежала недвижимо, и обозревала пространство вокруг. Вот так нежданно-негаданно изменился на время ритм её жизни, и она осваивала новые для себя обстоятельства.

Лечебная клиника была не из бедных – это чувствовалось по интерьеру, персоналу и оплате их услуг. Уютная палата с двумя современными функциональными кроватями и своим санузлом в отсеке была окрашена в неподдающийся на первый взгляд оценке цвет.

У основания стены он был густо стальным, скорее серым, а по мере подъёма по ней, ближе к середине переходил в голубиный, трансформируясь в серебряный, затем во французско-серый и наверху, у потолка, разливался в циркон – едва различимый серебристо-голубой. «Вся палитра серого, – подумала девушка, – но как благородно и легко, со вкусом»…

Она осторожно повернула голову, чтобы увидеть ту, которая занимала кровать напротив и… замерла. Не мигая, прямо и открыто её изучала пара серебристо-серых глаз.