Подростки закричали «Браво!» и зааплодировали. Пожарный неожиданно повернулся к ним, повернул рычаг в режим распылителя и побрызгал над их головами. Они завизжали и с хохотом убежали.

Я закрыла окно, усмехнувшись, что нам за такое надавали бы по шее, а родители бы еще добавили.

Отца дома не было. Я рассмотрела обновленную квартиру. Блестели белые натяжные потолки, в них слабо отражалась обстановка комнат. В спальне на стене напротив кровати – фотообои, площадь святого Марка в Венеции. В зале на одной стене – тоже фотообои, изображающие тропический лес, а прямо на них – старое чучело, голова изюбра с рогами. Шерсть изюбра была порядком попорчена, в некоторых местах совсем осыпалась. Стеклянные глаза тускло смотрели прямо в душу. Отец рассказывал, что сам завалил этого изюбра, а друг потом изготовил чучело. Это случилось еще до моего рождения. А мне скоро тридцать пять. Стеклянный верх межкомнатных дверей украшен выпуклыми завитушками, цветочками и листиками.

В зале – богатая люстра со множеством подвесок; проходя под ней, я задевала нижнюю подвеску, и она звякала. В тщательности ремонта виделась женская рука: отец не стал бы подбирать бра в прихожей в тон обоям. Но в ванной в стаканчике с рыбками и морскими звездами стояла только его зубная щетка. Значит, живет он один. И кольцо до сих пор не снимает. Никогда не замечала в отце излишней романтичности.

В крошечной кухоньке на плите я нашла остывшую яичницу в закрытой крышкой сковородке. Три яйца, посыпанные сверху грубо нарезанным зеленым луком. В заварнике – спитой чай. Заварка нашлась на прежнем месте, в жестянке в верхнем ящике, на первой полке.

Пока закипал и заваривался чай, позвонила домой. Сначала Сергею (по-прежнему стоит жара, и он приедет, если я хочу), потом детям (сделали из шишек и пластилина белочку и волка). Фотки поделок они прислали мне по «Вотсапу». Рассматривая жутковатых зверей, я вышла прогуляться.

Гаражи во дворе снесли. Надо же, вчера не заметила. Вместо них – порядком истоптанный газон. К тому же неумело сделанный, определил мой опытный глаз. На нашей улице понастроили магазинчиков, они торчали бельмами с аляповатыми вывесками. Тополя подстрижены и покрашены известкой, машин стало больше. Вот, пожалуй, и все изменения.

От центральной площади шел проспект, по обе стороны усаженный пирамидальными тополями, на пешеходном переходе с него открывался лучший вид на сопку с телевышкой. Вершины тополей плавно переходили в зелень сопки, а дорога будто продолжалась почти до ее вершины – такой эффект создавался из-за пробритой на горе полосы горнолыжной трассы.

Я неторопливо дошла до центрального рынка. Там из одежных палаток выпирали грубо сделанные этажерки с обувью, тоже грубой, коричневого и черного цвета. Покупатели мерили одежду в самодельных кабинках, из которых все было видно. Лифчики примеряли по-старому: продавщица загораживала покупательницу простыней или тонким покрывалом.

Дальше шли продуктовые ряды. Продавали запрещенный в России глутамат натрия – белые кристаллы в пакете с китайскими иероглифами. Добавлять во все, где могут раствориться, чтобы усилить вкус. Соевое мясо кусками. Варить несколько минут, потом можно есть просто так, можно пожарить с луком и томатной пастой. Раньше его ели вместо обычного мяса, сейчас – по привычке, наверное. Корейский майонез, «милкис», соус чили, соевый соус, сухое корейское молоко, которое вкусно есть ложкой. Острое печенье «смерть печени» – жареные в масле арахис и куски острого перца. Копченые куриные лапы, конфеты «Великий Мао» с портретом самого Мао на обертке. Я взяла конфетку, сфотографировала. Никто не верил мне, что они существуют, а у меня не было возможности доказать.