– Что высадишь?

– Ань, извини, – опомнился Максим.

– Ты знаешь, высади, пожалуй, меня здесь… Мне еще в магазин забежать надо.

– Ань, ну, кончай. Я же извинился…

– Мне серьезно надо. Останови.

– Ну, хорошо, хорошо, – он перестроился и припарковался у самого бордюра, включив предварительно «аварийку», чтобы задние не сигналили

– Пока, Макс. Спасибо, что подвез.

– Да ладно тебе, Ань, – смущенно отмахнулся он, – Ань!? – окликнул, опустив стекло. Она обернулась, – Без обид?

Анюта посмотрела на него и, победно улыбнувшись, зацокала каблучками по бетонной плитке тротуара.

Наконец, путешествие подошло к концу. Подъехав к корпусу и оценив ситуацию, Максим припарковался в единственном на площадке месте, оставшемся еще не занятым. Да так, что чуть выбрался из машины – боялся коснуться дверью красивого блестящего «Доджа», лишенного производителем молдингов. Взглянув в сторону центрального входа, за которым исчезали один за другим студенты и преподаватели, он вдруг с грустью осознал, что не совсем здоров, и что день обещает быть длинным и утомительным. Его слегка познабливало, и мышцы одолевала слабость. А в районе солнечного сплетения, ощущались раздражающий тремор и пустота, через которую тело, растворяясь внутри себя, вытекало наружу. И это было омерзительно. Появилась мысль, что он – как резиновый шарик, из которого со свистом выходит последний воздух и который вот-вот скукожится окончательно.

Два раза на лекциях засыпал, не в силах бороться с навалившейся на веки тяжестью. Его просто вырубало. В какой-то момент зрительные оси вдруг становились неуправляемыми, начинали цепляться друг за друга, пульсировать и теряться. И тогда пропадала точка опоры – Максим проваливался и падал. Слава богу, что это происходило в обычной аудитории, где можно было спрятаться за спинами сокурсников.

Первый раз он проснулся от своего собственного сдавленного звериного стона. Очнулся даже до него, но уже не успел подавить рефлексию.

– Ты силен, братишка, – прошептал улыбавшийся во всю физиономию Руслан, локтем ткнув его в бок.

«Вот это лоханулся!» – Максиму стало ужасно неудобно. Не столько от того, что уснул, сколько – что застонал во сне. Увидел, как оглянулись и стали улыбаться те, кто сидел ближе. Услышал тишину в аудитории.

– Громко заорал? – спросил он шепотом Руслана.

– Да уж не тихо. Видишь, даже препода заинтересовал.

– Стыдуха, блин… Он что – видел, кто это?

– Да ладно, расслабься. Шучу я. Думаю, что не слышал. Просто совпало, что замолчал.

– Фу-ух, – выдохнул Максим. Эта встряска на какое-то время взбодрила его. Но ненадолго. Второй раз он проснулся, когда профессор, нейтрализуя начинавшийся шум, повысил голос, говоря заключительную фразу и прощаясь.

Весь день до обеда чувствовалась опустошенность. Внутренности будто высосали. А в солнечном сплетении так, как и утром, пульсировала тяжесть. Там, казалось, кто-то ворочался. Наконец, последняя пара позади.

– Макс, ты сейчас куда? В общагу?

– Нет, Руслик, – остановил он друга, – Я сегодня… чувствую потребность в свежем воздухе. Ты…

– Значит, ты помнишь наш договор? – перебил Руслан, – Ну, и отлично. А то мне показалось, что ты забыл. Давай, тогда. До вечера.

«Странно… Что я должен был помнить?» – подумал Максим, но в голову ничего не пришло.

– Стой, Руслик. Мне, конечно, стыдно… но о чем мы там договаривались?

– Ну, ты сволочь, Гарецкий! – улыбнулся Руслан, – Так я и знал! Хорошо, что напомнил. А то бы ты нам с Ленкой весь кайф, чувствую, обломал бы.

– А-а-а! Все. Вспомнил. Давай. Пошел я.

– Давай, – Руслан как-то странно посмотрел на него.