Имение Морден было расположено неподалеку от деревушки Борли, что в графстве Эссекс, в деревне Морден Грин. Здесь, в шестидесяти милях к югу от Лондона, когда-то давно, несколько веков назад, был построен бенедиктинский монастырь – в достаточно рискованной близости к женскому монастырю. Надо ли говорить, что такое соседство стало слишком непосильным искушением для аскетичных монахов? И вот один из них влюбился в юную и прекрасную послушницу Марию. Монах уговорил Марию бежать с ним, и запряженная лошадьми повозка уже готовилась выехать с монастырского двора, когда по чьему-то доносу преступные любовники были схвачены. Монаха вскоре повесили, а его возлюбленную замуровали в каменной стене монастыря Борли. С тех пор призрак девушки в серых одеждах часто видели вблизи монастыря и слышали стук лошадиных копыт, хотя никакая повозка в этот момент не проезжала ни здесь, ни на расстоянии, с которого можно было бы ее слышать. Привидение, обликом напоминавшее Марию, обычно проходило по парку, по одной и той же тропинке – тропинка эта получила название Аллея монахини. В шестнадцатом веке монастырь был разрушен, и на его месте возвели помещичью усадьбу. Неподалеку от этой усадьбы и было расположено имение Морден. Сара не раз рассказывала Орелии эту печальную историю, и Орелия очень сочувствовала двум влюбленным, кому так не повезло, хотя их счастье было очень возможно…

А теперь вот Сара умерла, больше она не скажет ни слова… Несколько недель перед тем она провела в больнице деревушки Борли, где за ней был надлежащий уход – больничку эту устроил в деревне сам доктор, и была она совсем небольшой, почти домашней, так что Орелия, часто навещая там Сару, не чувствовала себя виноватой за то, что эти заботы с ней разделили женщины из деревни, помогавшие доктору, – чтобы отблагодарить одну из них, особенно внимательную к Саре в эти скорбные дни, Орелия и зашла в тот злополучный коттедж, на ступенях которого ее так неожиданно для нее подловили эти двое разогретых спиртным и охотой друзей.

Умер и дядя Артур. Умер он на рассвете, держа ее за руку, а перед тем говорил – долго и много, но при этом речь его была только о тех, кто умер уже давно, о своей дорогой жене, которую он очень любил и после ее смерти так и не женился, или о незнакомых ей людях. Когда дядя заговорил о ее отце, Орелия поняла, как глубоко он любил своего умершего от неизвестной болезни брата, но были и другие родственники, которых он знал еще мальчиком, но которые для нее оставались лишь именами.

Незадолго до того, как испустить свой последний вздох, он вдруг позвал свою дочь:

– Кэролайн, где Кэролайн? Я хочу увидеться с Кэролайн!.. Приведите ее!

– Это невозможно сейчас… Она далеко, дядя Артур.

– Где моя милая девочка Кэролайн?

– Она… за пределами Англии, на континенте…

– Но как же так… Мне осталось жить совсем немного, а я не увижу мою милую Кэролайн?

– Она бы непременно была сейчас рядом с вами, если бы знала о вашей болезни! Но у меня до сих пор нет ее адреса, чтобы сообщить ей грустные новости…

– Моя Кэролайн где-то в другой стране! Ах, Кэролайн… Все время она где-то носится – не сидится ей дома, и всегда у нее какие-то неприятности… О, ты должна помогать ей, Орелия, моя разумная девочка…

– Боюсь, она не станет слушать моих советов, дядя Артур! Вы же так хорошо ее знаете!

– Нет, станет! Обязательно станет, она должна их слушать! – настойчиво внушал ей дядюшка свою волю. Голос у него был уже совсем слабый, но в нем звучала такая отчаянная настойчивость, словно это не был его последний наказ, а он готовился самолично проконтролировать указание. – И она должна всегда тебя слушаться! Твое воздействие на нее было всегда… благотворным… да… очень… Она менялась в лучшую сторону! Оставайся же с ней… не отпускай ее от себя… не дай ей оступиться… обещай мне!