– Что ж, – уже с меньшими эмоциями сказал Божесов. – Даниил Николаевич, вы можете оставить нас с епископом?
Секретарь удалился.
– Михаил Александрович, неужели и ко мне у вас будет просьба? – хитро щурясь спросил епископ.
– А ты не смейся, – дружески ответил губернатор. – Ты мне будешь очень полезен.
– И чем же? – с широкой улыбкой спросил епископ.
– Ты ведь всегда хотел заняться следствием?
– Ну, были желания.
– Вот тебе и предоставляется такая возможность. Я доверяю тебе, независимо от официальных действий, провести свое расследование убийства выпускницы и, разумеется, сообщить все лично мне. Так что давай. Я в тебя верю. Через два дня жду в этом кабинете.
– Я польщен таким предложением, но неужели ты считаешь меня достойным вести такое важное дело?
– Ну, не надо, не надо! Не скромничай! Я уверен в тебе, к тому же, ты вряд ли навредишь официальному следствию.
– Тогда я пойду? Час поздний, пора уже спать.
– Да, иди. Не задерживаю. Пока.
Стоило епископу покинуть кабинет, как тут же ворвался Даниил Николаевич.
– Михаил Александрович, что же такого сказал он, что вы так сильно поменяли свое поведение?
– Меня сильно обрадовали, Даня! Сильно обрадовали! Благодаря такому делу, я смогу стать министром уже очень, очень скоро!
– Да разве это так делается? – наивно спросил секретарь.
– Все в нашей жизни, тем более в жизни государственных служащих, лишь череда удачных обстоятельств. А те, кто могут эти обстоятельства разглядеть, да еще и воспользоваться ими… О, эти люди достигают огромных высот! – ответил губернатор с непривычной ему в разговоре с секретарем философией.
– Надеюсь, вы правы.
– А я верю, что я прав! Верю! – романтично воскликнул губернатор, смотря в огромное окно на ночной город. – Ну, об этом позже. Ты свободен, Даня. До завтра. Много работы ждет нас впереди!
– До завтра, Михаил Александрович.
***
– У себя? – ласково улыбаясь, спросила Екатерина Алексеевна секретаря губернатора, сидящего в приемной за своим столом.
– У него ваш начальник, – хмуро ответил Даниил Николаевич, не отрываясь от работы.
– В таком случае, я подожду здесь, – игриво сказала Екатерина Алексеевна, садясь в кресло.
Даниил Николаевич, находясь в дурном расположении духа, делал что—то с бумагами.
– Какой он? – вдруг спросила Екатерина Алексеевна.
Несмотря на задумчивость и хмурость, секретарь растерялся:
– Кто?
– Божесов! – со смехом ответила Екатерина.
– В смысле? – все еще не понимая спросил секретарь.
– Проще говоря, что вы о нем думаете? О его внешнем виде, поведении, манерах, уме?
– Это сложный вопрос, Екатерина А…
– Просто Катя.
– Сложный вопрос, Катя. С Михаилом Александровичем мы знакомы лет шесть, но работаю лично с ним лишь восемь месяцев. И должен сказать, что я поменял о нем мнение уже через два дня.
– И как же?
– Будучи мелким сотрудником прокуратуры, я, как и мои коллеги, ставили Михаила Александровича себе даже не в пример, а делали из него кумира! Он казался нам веселым, живым, успешным, независимым от чьего—то покровительства, даже отчаянным, ведь он иногда, как нам рассказывали, принимал участие во многих задержаниях и просто ночных рейдах полиции! А его слабость к женскому полу и успехи на этом поприще, тоже обрастали легендами в кругу молодых юристов и это делало Михаила Александровича просто всеобщим героем.
– Как—то это очень романтично звучит из ваших уст. Похоже, он и остался для вас героем?
– Ну, не совсем… После того, как я стал его секретарем, мнение изменилось. Я узнал много нового, при этом, старое было совершенно верно, но к нему добавились и другие качества… Я узнал, что он безумный эгоист, считает себя центром этого мира, что вокруг него должны вращаться все. Более того, то ли случайно, то ли действительно так, но вокруг него все вращается, все свои цели он достигает, лишь подумав о них! Это, разумеется, утрировано, но суть примерно такая… От этого себялюбия может сложиться впечатление, что он обходится без всех, но нет! Нет, Михаил Александрович любит общество, он живет для него, стремясь, как он сам иногда выражался, «взрастить людей подобных себе»! Михаил Александрович, действительно сложная личность, невозможно понять, что он сделает через минуту. Может быть, засмеется от ваших слов, может быть, посочувствует вам, но никогда он не выкинет вас в окно или не бросится в него сам, если можно так сказать. В нем есть моральные, свои, но моральные, принципы.