– Ярош, прости меня! – качая головой и сильно жмурясь, вымолвил он. – Я не знаю, что на меня нашло. Нужно скорее поспеть домой, старуха у Волуя даст тебе что-нибудь холодное.

Он попытался прикоснуться к сыну, но тот лишь дернулся и со злостью отошел в сторону.

– Глядите, сколько воронья, – воскликнула Велена, указывая на черную тучу над деревней. – Кружит там. Кричит. Что-то явно происходит.

– Нужно возвращаться… – угрюмо проговорил Радей. – Им нужна наша помощь…

– Тише вы! – Воскликнул Ярош. – Что-то приближается!

Из общего буйства выделялся ещё один шум. Словно что-то неслось прямо на них. Какая-то стая. Зашевелились кусты, и из них выскочили десятки мышей, белок и выдр. Дикие собаки и лисы, зайцы и кабаны бежали в едином порыве, не замечая друг друга, а из земли, словно черный гной из прыща, лезли, извиваясь, черви.

Одна из дохлых псин, с ободранным боком заметила людей и оскалилась. Из её пасти свисала белая пена, а в глазах бушевал огонь такой лютой злобы, что мурашки бежали по коже. Она сорвалась с места и побежала прямиком на Велену, раскрывая уродливую пасть. Девушка застыла в оцепенении и закричала, а потом, не контролируя движения, отпрянула назад, навалившись на отца, который никак не мог вытащить зацепившуюся дубинку. Они оба повалились в ворох листвы. Глупые, слабые и беззащитные. Ярош с отвращением посмотрел на них и выхватил клинок. Красивый, обоюдоострый, полуторный меч с гардой формой полумесяца и кожаной рукоятью, он приятно и знакомо лег в руку. Он сделал два быстрых шага, наперерез животному и широким сильным ударом отсек ему половину туловища. Собака пробежала ещё пару метров, теряя внутренности, и упала на бок, у самых ног Велены. Очень скоро она затихла, её глаза, наполненные теперь не злостью, а страхом и удивлением, остекленели и больше не цеплялись за мир.

Радей вскочил, силой разрывая ножны и вытаскивая таки свою дубинку.

– Проклятье! – нервно выругался он, сквозь зубы, награждая гневным взглядом свое орудие.

– Давно нужно было перебить этих псов, – спокойно сказал Ярош.

Ему доставляло наслаждение, чувствовать свою уверенность на фоне растерянного взгляда отца. Он не держал зла за удар, знал он наперед и все, что тот мог ему сказать. В какой-то степени он даже радовался, что все так обернулось. Теперь все слова были сказаны, все самое ужасное позади, а, как известно, самая темная ночь, всегда перед рассветом. Теперь он уйдет. Теперь он совершенно точно покинет это место. И эта мысль перевешивала, и оскорбления рыбаков, и даже осознание того, какое место в жизни определил для него отец.

– Раньше они не доставляли хлопот, – обретаясь проговорил Радей. – Может курей потаскают, да и то не припомню такого. А тут в одиночку напала на троих. Что-то здесь не чисто.

– Пойдем скорее домой, – испуганно сказала Велена, глядя на разрубленный труп.

– Да, идём! Но глядите в оба. В округе водятся волки, вепри, не говоря о том, кого мог пригнать ветер из Серого леса. Да и собак здесь действительно слишком много.

Радей вновь обрел уверенность. Он выпрямился, вдел руку в кожаную петлю на рукояти дубины и теперь легонько поигрывал ей, привыкая к весу и разминая кисть.

Они пошли по низу. До деревни было рукой подать, но идти было тяжело. Велена в своем длинном льняном платье непрестанно ругалась, цепляясь за корни и сучья и очень скоро изодрала его в клочья, оголив рыхлые бедра. Ярош только ухмылялся, глядя на её страдания. Нет, он любил сестру, он уважал Велену, уважал её дело, которому она отдавалась так беззаветно, берег и наполнял её библиотеку, помогал собирать травы и коренья. Он ловил для нее насекомых и выслушивал её горести, пока пестик в её руке выжимал сок из майских листьев или превращал в пыль мышиные кости. Но любовь эта раскрывалась только, когда они оставались одни, в остальное же время, они язвили и плевались ядом друг в друга. Такова была их натура. Так им было проще. Это делало их сильнее.