– Да как угодно. От перестановки мест слагаемых сумма не меняется.

– Ты с ума сошёл, Соболев! Я серьёзна как никогда прежде. Мне нужна твоя сперма. Не хочешь трахаться – не надо, сдай биоматериал и будь свободен. Дружба дороже глупых принципов.

– Вот именно. На меня тебе плевать, это понятно. Витьку пожалей. Узнает – вены себе вскроет. Или нас с тобой на запчасти разберёт.

Меня-то точно. Голову на кол, чтобы неповадно было чужих жён осеменять а стыковочный аппарат на чучело. И будет тебе, Варька, счастье.

Витька в тюряге, я в раю. Или в аду… без разницы. Ни мужа, ни друга… ни-че-го! Как тебе подобная перспектива?

Нет, подруженька, лучше я эту штуку по доброй воле сам отчекрыжу, или узлом завяжу.

– Типун тебе на язык, Родик! Откуда ему знать, если ты не проболтаешься? Я-то точно молчать буду.


Короче, выревела она эротическое рандеву.

Глаз я, естественно, завязывать не стал. Во все глазоньки смотрел. Врать не стану – наслаждался.


Оплодотворял я её целую неделю, такой уговор был.

Стыдно было, обидно за себя – жуть.

Мы потом долго с Варькой не встречались, глаза прятали, пока она с довольной миной не сообщила о беременности.


Не знаю, что чувствовала она, у меня мурашки по всему телу бегали,  холодным потом обливался, уехать хотел, куда глаза глядят – в пустоту и безмолвие.

Навсегда.


Витька на крыльях любви парил. Чего только не накупил для будущего отпрыска.


Наши с Варькой отношения не то, чтобы совсем прекратились, охладели. Разговаривали и встречались редко, по чистой случайности.

Привет – привет. Прощай – прощай.


Животик рос, подруга научилась относиться к этому факту отстранённо, словно я к человеческому зародышу в её чреве непричастен.


В положенный срок родила Варька замечательного мальчонку. Назвали Игорем.


Вот тогда и началось трагикомедия с элементами психологического триллера.


Дело в том, что они оба тёмные, я тоже не рыжий, а сын – словно гриб подосиновик, огненно красный.


Витька-то сам ничего, любому дитяти рад. Скандальное разоблачение маманя его затеяла. Мол, на четвёртом этаже, в двушке, Сёмка Плеханов живёт.

– Как пить дать, – орала на весь подъезд озадаченная странным обстоятельством шальная баба, – его рук дело. Сёмка в ейной поганой вагине побывал. У-у-, шлёндра беспутная. Гони её в шею из нашей жизни. Не нать нам такой невестки… и мальца прижитого на стороне не нать!


Понятно, что те руки она иначе называла, а Варьку за глаза шлюхой принародно кликала.


Слёз и горя было немерено.


Варькины родители к тому времени на родину дедов и отцов жить переехали, до пенсии им далеко было, а Витькины помогать поднимать мальца наотрез отказались.


Семейные отношения погрузились в мрак вражды и неприязни. О любви не вспоминали.


Варька едва руки на себя не наложила.


Стыдно сказать, но и я… короче, вбил себе в голову, что Игорёк и не от меня тоже.

Мужское самолюбие было уничтожено. Я рвал и метал.

– Как Варька посмела мне… мне, лучшему другу, фактически мужу, пусть даже не официальному, в душу плюнуть, изменить… и с кем, с Сёмкой Плехановым, с грибом трухлявым, практически алкашом. На него же без слёз не взглянешь.

Мне была до жути противна вся ситуация от начала до конца. Я сам себе был противен.


Интрига держала в напряжении всех, включая меня.

Полгода, если не больше, пока Витькина мать не настояла на генетической экспертизе, участники шоу выглядели стаей диких животных.

Ситуация накалялась, мы зверели.

Одно дело – подозревать, догадываться, совсем иное – знать точно. Витьке – что он не отец, что любовь, семья, доверие, всё это – иллюзия, фикция. Мне – что меня провели как слепого щенка дважды.