Время пролетело незаметно.

– Уже поздно, последний автобус ушёл часа полтора назад. У друга здесь дача, совсем рядом. Переспим, а утром домой.

Зойка была счастлива лишний раз побыть наедине.

Одежду в приступе безудержного влечения разбросали по всему этажу, творили такое!

Чувственное слияние без тормозов было похоже на сатанинский шабаш. Доведя друг друга до точки кипения любовники ничего не стеснялись.

Зое было совсем не стыдно, даже когда Лёнька языком проник в святая святых, дотронулся до заветной бусинки.

– Если ему хорошо, почему я должна смущаться, – решила она и затаила дыхание.

Что произойдёт через пару секунд – она знала.

Скользящее движение языка мгновенно вызвало чувственный шок. Зоя, сколько могла, затаила дыхание на полном вдохе, напружинилась, ожидая начала феерии, которая росла и раскрывалась изнутри, наливаясь соком как спелая ягода.

Конвульсии, начавшие сладко терзать взбудораженное восторженным экстазом тело, застали её врасплох. Из груди невольно вырвался крик, ознаменовавший нечто новое, поистине сказочное в любовных отношениях.

В этот волшебный миг, секунда в секунду, стыдно-то как, скрипнула дверь, зажёгся свет.

– Ой, извините, девушка, мне нужно было кое-что забрать. Простите, ради бога, я не хотела… муж меня не предупредил. Я сама виновата. Ещё раз простите, так неловко вышло!

Зойка забилась под одеяло, рыдала, – кто эта женщина, чего ей здесь нужно, чей муж!

– Я должен был признаться раньше, Зоенька, но не смог. Ты такая… я голову потерял. Это Регина. Жена.

– Чья жена!

– Неважно. Ведь я тебя на самом деле люблю. Хочешь, я с ней разведусь?

– А она?

– Она тоже… тоже меня любит. Так бывает, детка. Добро пожаловать во взрослую жизнь.

Солнца погасло сиянье,

Сумерки окна завесят…

Нам не познать расставанья –

Мы ведь и не были вместе.

Спит в небе ломтик лимона,

Льдом покрываются лужи…

А до тебя ведь никто мне

Не был настолько не нужен.

Валентина Беляева

В офисе миловидную, даже симпатичную, с большущими выразительными глазами даму в самом расцвете активного бальзаковского возраста, со спины выглядевую вдвое моложе, за глаза называли Люсифером.

Людмила Альбертовна знала об этом прозвище и нисколько не сердилась. Такая уж работа у неё – внутрикорпоративный аудит. Не имеет она права на службе расслабляться: входить в чьё-то затруднительное положение, проявлять сострадание. Сближаться и дружить с сотрудниками – тем более.

На самом деле она добродушная и отзывчивая женщина. За пределами служебных обязанностей. Да, ответственная, да – строгая и исполнительная, но совсем не злая.

Работу свою Людмила любит и ценит. Так вышло, что личная жизнь у неё не сложилась. От понятия совсем. Оттого и настороженная бдительность, похвальное служебное рвение, что больше не на что отвлекаться от тревожно гнетущего одиночества, избавиться от которого никак не получается.

Очень не хочется женщине чувствовать безысходность положения, отчуждение и обречённость. С точки зрения окружающих она “в шоколаде”, но дура редкостная, поскольку не умеет пользоваться положением и жить красиво.

– Мне бы такую зарплату и её возможности, – завистливо шепчет очередная любительница интриг и сплетен, – я бы себе такого сладенького мальчишечку отхватила – пальчики оближешь!

– Люсифер, одно слово, – вторит ей обиженная результатом проверки завистливая, но на удивление ленивая подружка.

Кто бы знал, что у Люси на душе. Она когда-то была безмерно счастлива, хотя жила в то замечательное время гораздо скромнее, чем эти несчастные болтушки.

Влюбилась она тогда в первый и единственный раз: словно нечаянно на киноэкран в романтическую до одури сладкую мелодраму попала.