И в еще большей степени это верно относительно внутреннего убранства церкви. Каждый мазок кисти при создании иконы, каждый удар резца при ваянии статуи были прямым приношением Богу. Таким образом завершенное произведение искусства уже было окружено атмосферой благоговения и любви и определенно излучало эти качества на поклоняющихся. Все они, и богатые, и бедные, в какой-то степени чувствовали это, даже если многие из них были слишком невежественны, чтобы получить дополнительный стимул, который дают художественные достоинства изображения тем, кто способен их оценить и постичь все его значение.

Солнечный свет, льющийся через великолепные витражи средневековых окон, несет с собой славу, которая не от мира сего, поскольку искусный мастер, создавший эту чудесную мозаику, сделал ее из любви к Богу и во славу его святых, так что каждый кусочек стекла тоже является талисманом. Всегда памятуя, как сила, переданная статуе или картине пылкой преданностью ее первоначального создателя, на протяжении веков подкреплялась благоговением сменяющих друг друга поколений верующих, мы придем к пониманию внутреннего смысла огромного влияния, которое, несомненно, излучается теми предметами, которые веками почитались как священные.

Эффект преданности, подобный описанному, может иметь место совершенно отдельно от художественной ценности картины или статуи. Младенец в Ара Коэли в Риме – весьма низкохудожественный образец, и все же он, несомненно, обладает значительной способностью пробуждать религиозные чувства у толп, которые приходят увидеть его. Будь он действительно произведением искусства, этот факт лишь немного добавил бы к его влиянию на большинство этих людей, хотя в этом случае он, конечно, мог бы оказать дополнительный и совершенно иной эффект на людей другого типа, которых в существующем виде он никак не трогает.

Из этих соображений очевидно, что разнообразные предметы церковного убранства, такие как статуи, образа и украшения, имеют действительную ценность в плане эффекта, производимого ими на поклоняющихся; и тот факт, что они обладают заметной силой, которую столь многие могут почувствовать, вероятно, объясняет сильную ненависть, испытываемую к ним дикими фанатиками, столь неверно назвавшими себя пуританами. Они осознали, что сила, стоящая за Церковью, в значительной степени действует через эти предметы, используемые ею в качестве каналов, и хотя их отвращение ко всем высшим влияниям было сильно смешано со страхом, они все же чувствовали, что, если бы они смогли разрушить эти центры магнетизма, это в некоторой мере оборвало бы связь. И в своем бунте против всего хорошего и прекрасного нанесли столько вреда, сколько могли, – пожалуй, примерно столько же, как те ранние так называемые христиане, которые из-за своего грубого невежества размололи самые прекрасные греческие статуи, чтобы получить известь для постройки своих убогих лачуг.

Во всех этих великолепных средневековых зданиях чувство набожности буквально исходит из стен, потому что веками целым рядом поколений в них создавались благоговейные мыслеформы. Сильный контраст этому являет атмосфера споров и критицизма, которую любой чувствительный человек может почувствовать в молельных домах некоторых сект. Во многих таких домах в Шотландии и Голландии это чувство выдается с поразительной заметностью и создается впечатление, что у большинства этих так называемых молящихся не было ни одной набожной или благоговейной мысли, а присутствовало только ханжеское чувство собственной праведности и горячее желание обнаружить какую-нибудь доктринальную погрешность в утомительной проповеди их несчастного священника.