– Ну, мы с этим никогда не закончим, если не начнем, – сказала Адальхейдюр, отдышавшись. – Но приятно видеть, как ты смеешься, – прибавила она и добрым взглядом посмотрела на дочь. – Мне этого так не хватало, когда тебя не было!

Через час с небольшим Эльма стояла в комнате одна, перебрав большую часть одежды. Одна куча на полу предназначалась в Красный Крест, другая принадлежала ее сестре Дагни, которая была на три года старше. Почему-то и ее одежда оказалась в этом шкафу.

Она улеглась на кровать и укрылась покрывалом. Со времен ее отъезда комната почти не изменилась. Там была все та же мебель. На полках красовались ее старые книги, а также всякие вещицы, которые ставила туда мать, когда не находила для них места в гостиной. Статуэтки, старые картины – а на письменном столе стоял домашний компьютер.

Странное чувство – вновь вернуться сюда. После всех этих лет в Рейкьявике она как будто возвратилась на начальный уровень. Все же она не сердилась – уже нет. Сердилась она всего несколько дней. А сейчас ей было просто обидно. И одиноко. Она была ужасно одинока. Привыкнет ли она вообще к одиночеству?

Ей вспомнились Силья и Кристин, подруги детства. Она представила себе все те годы, когда они играли вместе – и как все это прекратилось. Как они отвернулись от нее. Конечно, это произошло не из-за нее. Не именно из-за нее. Она просто была самой собой. А изменились они, а не она. Просто Эльма всегда умела за себя постоять. Может, в глубине души она и робела или боялась, – но этого никто не видел. Никто не догадывался, каково ей. Может, так было, потому что много лет ее игнорировала собственная сестра: девочка то и дело стучалась в двери ее комнаты, но безрезультатно. Эльма научилась стоять за себя. Она научилась быть жесткой, притворяться, будто ей все равно. Она виртуозно научилась изводить старшую сестру. Если она не хочет общаться с Эльмой по-хорошему – пусть почувствует, что Эльма все равно будет рядом, нравится ей это или нет.

То же самое было и в школе. Ребенком она всегда была самой смелой и заходила дальше всех. Она выбегала на дорогу перед полицейскими машинами, а потом убегала и пряталась, – чем вызывала у других ребят неописуемое восхищение. Она отважно звонила или стучала в чужие двери, а потом убегала – и не боялась, что ее поймают. Поэтому с Эльмой было весело. И Силья с Кристин это знали. Когда они достигли подросткового возраста, Эльма всегда хотела быть не такой, как все. Ей казалось, что она никуда не подходит, поэтому она изо всех сил старалась никуда не подходить. Она носила такую одежду, которую никто другой не смел носить. Она коротко стриглась, разговаривала с теми, с кем никто не желал разговаривать. Больше всего она не хотела оказаться похожей на сестру: носить обтягивающую одежду, только чтобы очаровать каких-то там мальчиков, красить губы и ногти в розовый цвет – обо всем этом не могло быть и речи. Нет, она никогда такой не будет!

А потом пошли сплетни. Она не знала, кто первый начал рассказывать про нее всякие истории, но знала, что слышали их все. Сплетни были всякие: от таких нелепых, что это было почти смешно, до таких гадких, что она даже пересказать была не в силах. Но объединяло их одно: все они, от начала до конца, были выдумкой. Кристин и Силья знали это, и Эльма тоже знала – и все же как будто что-то изменилось. Они как будто отдалились от нее по собственной воле, словно им стало неудобно находиться с ней рядом.

Порой она думала: почему я? Отчего именно она стала мишенью для сплетников? Чем она это заслужила? Это все из-за того, что она другая, что она не пожелала вести себя в точности как все? Разумеется, она никому не показывала, что принимает это все близко к сердцу. Она просто смеялась или кривила губы. На поверхности все выглядело, будто ее это не трогает, но дома она плакала в подушку и проклинала этих людей, эту школу и этот город. Вот поэтому она не собиралась возвращаться.