Сидр для бургомистра стоял в пузатых глиняных кувшинах на полке у стены. Его я делала сама, невелика премудрость. Подавить яблоки прямо с кожурой и семечками, смешать получившееся пюре с сахаром, разложить по сосудам, накрыть проглаженной тонкой тканью в несколько слоев и оставить бродить в темном месте на четыре дня. Потом отжать, процедить, налить в кувшины, на две трети примерно, и запечатать их горловины воском с крошечными дырочками. Вот и все. Через два месяца сидр готов.

Я потянулась к ближайшему кувшину. Анджея гнать нужно, если бы не его жениховство с Госькой, я сделала бы это уже сегодня. Но девку жалко. Она с этим лентяем и так в будущем хлебнет горя.

– Не хотите?

– Чего еще? – спросила я не оборачиваясь. – К себе ступай, проспись. Завтра придете с невестой ко мне за расчетом…

Мою талию крепко обхватили мужские руки, кувшин упал, раскололся, сидр пенным фонтаном доплюнул до низкого потолка.

– Какая еще невеста, панна Аделька? – Анджей навалился, прижал меня к бочкам. – Только о вас думаю, только вас…

Он намотал на кулак прядь моих волос, дернул, запрокидывая голову, и завизжал как свинья на бойне. Я скользнула в сторону и пнула корчащееся от боли тело. Руки придется снова мыть, особенно левую, которой я совсем недавно изо всех сил сжимала мужские причиндалы.

«Это самое слабое место, – говорил мне господин Эрик, заставляя тренироваться с овощами и фруктами. – Представь, что тебе нужно весь сок выдавить». Сока в тот год в нашем трактире было много: ревеневого, яблочного, морковного и даже из репы, который для хозяйственных нужд не пригодился. «За правую руку тебе сразу попытаются схватить, отдай, но пусть левая может больше». Я могла колоть орехи с двух рук, любые, нашу лещину, заграничные доманские и даже раздавила однажды некрупный малихабарский волосатый орех с пряной белой сердцевиной. Анджею повезло, что он не успел тарифские мужские штаны из толстой кожи расстегнуть, иначе… Я поморщилась, представив, что бы тогда получилось.

– Убирайся! Совсем уходи, чтоб я тебя больше здесь не видела. Госе скажи, на нее не сержусь, завтра за работу заплачу.

И прижав к животу полный кувшин с сидром, стараясь при этом не поскользнуться на мокрых осколках, я стала подниматься по лестнице. Марек опустил в крепление над разделочным столом нож.

– Там Анджей, – сказала я. – Не мог бы ты его через черный ход на улицу вышвырнуть?

– По частям? – Марек приблизился, забрал кувшин, поставил его на край сундука. – А правду говорят, что яблоки на сидр панна Моравянка своими красивыми ручками давит, а не в ступке? Думаю, правду.

Он улыбнулся, провел рукой по моим волосам, поправляя растрепанные пряди. Я почему-то не отстранилась, прислушалась к ощущениям. Не противно, даже наоборот.

– Чресла горят, – уверенно сообщила тетка. – Не у тебя, у него. Хотя… Замуж тебе, Адичка, пора. За чаровника, конечно. Другой нам не подходит. Выбирай, этот чернявый или рыжий. Так хорошо, когда у девицы выбор имеется.

Одновременно я слышала слова Марека:

– Загадочная панна Аделька, сильная как фахан из бездны, прекрасная как фея… Твои волосы отливают алым на свету, а глаза точно ягоды зрелой птичьей вишни. Ты не знаешь, здесь она не растет… – Твердые смуглые пальцы отодвинули прядь, обвели ухо, прикоснулись к скуле. – Среди твоих предков явно побывала фея… И сковородка! Спящий! Твоя золотая сковородка! Это же артефакт! Такой нелепый, немыслимый и…

– Сейчас будет целоваться, – предупредила Гражина.

Я отшатнулась:

– Давай сразу договоримся, пан пришлый, если ты хочешь со мной работать…

Марек посмотрел на свою ладонь, как будто с недоумением: