– Ты ведь так и не дорассказал свою историю, – нарушила она затянувшееся молчание.

Я нехотя отвел глаза от переливавшегося самоцветами неба. Солнце спряталось за крыши, и лишь последние его лучи тщетно пытались сопротивляться надвигающейся тьме. В тусклых бликах заката Настино лицо казалось похожим на бронзовое изваяние греческой богини. Повинуясь внезапному порыву, я склонился и поцеловал эту грациозную Афродиту. К удивлению она не влепила мне пощечину. Я обнял её, привлекая к себе. Настины губы, пряные точно розмариновый нектар, пьянили меня, погружая в блаженную негу.

Насладившись, наконец, друг другом, мы разомкнули объятия. Я взял её теплую, чуть влажную ладонь и повлек в сумрачную глубину аллеи.

– Ты влюбился в меня? – спросила Настя.

– Так я и не научился скрывать своих чувств! – лгать было бессмысленно.

– Просто женщины подобное сразу замечают. Я всё поняла по твоему взгляду ещё тогда, при первой нашей встрече. Так смотреть может только влюблённый мужчина.

Я безмолвствовал, обескураженный тем, как легко меня разоблачили.

– А ты? – заплетающимся языком промямлил я. – Что ты ко мне испытываешь?

– Алеша, вообще-то я замужем.

– Ах, ну да! Я и позабыл, – ко мне вновь возвратилось самообладание, – тебе ведь следует любить мужа.

– Следует, – вздохнула Настя и отвернулась.

– Значит, ты хочешь услышать продолжение повествования о моих жизненных коллизиях? – произнёс я, лишь бы не дать снова воцариться гнетущей тишине.

– Хочу, – тихо ответила она, всё ещё глядя куда-то в сторону.

– Ну, хорошо. На чём я остановился? Так вот, закончив школу, я подал документы в институт. Почему выбрал именно медицинский – не знаю. Просто мой одноклассник мечтал стать врачом, дабы продолжить семейную династию, и уговорил меня поступать вместе с ним за компанию. Тем более тогда повсюду талдычили, что наше здравоохранение совсем скоро перейдёт на коммерческие рельсы, и труд врачей будет оплачиваться, как на Западе. И хотя прошло уже столько лет, всё осталось по-прежнему. А в тот год я сдал вступительные экзамены и к своему удивлению набрал проходной балл. Кстати, одноклассник мой в институт не поступил и теперь работает экспедитором в родном Новожилово.

Я глубоко вдохнул прохладный вечерний воздух, благоухающий медовым ароматом цветущих лип.

– Тебе всё ещё интересно, – спросил я.

Настя утвердительно кивнула в ответ.

– Тогда продолжим. Приехав в чужой город, я первое время обитал в институтском общежитии. Но вскоре понял, что находясь там, об учёбе можно забыть. Общага, есть общага – постоянные ночные гулянки не благоприятствуют успеваемости. А учиться было трудно. Мать договорилась с одной дальней родственницей о сдаче жилья по умеренным расценкам. Только квартира оказалась однокомнатной и делить её приходилось со старенькой бабушкой, за которой мне вдобавок надлежало ухаживать. Старуха, правда, умерла через полтора года, зато хозяйка тут же повысила квартплату. И чтобы меня не выселили, пришлось пойти работать медбратом в больницу, потому как стипендии хватать перестало.

Анастасия сосредоточенно слушала, на её лице застыло сострадание. Я повернулся к ней и обнял за плечи.

– Настя, не надо смотреть на меня, словно на калеку. В моей истории нет ничего такого, что способно вызвать подобную жалость. Ты, может, не догадываешься, но миллионы людей в нашей стране живут и похуже.

– Я знаю об этом, – сказала она, – но сочувствую только тебе.

Настины глаза выражали полнейшую искренность. Вдоль аллеи уже зажглись ночные фонари и яркие электрические огоньки, отражаясь, блестели в черных зрачках. Я снова поцеловал её. Но на сей раз наши объятия не длились долго. Настя решительно отстранила меня.