– Южное полушарие – это уже дома. Ну что, поехали? – Кнопка почти залезла внутрь, обернулась. Вер все так же стоял на месте. – Да что случилось-то? Вер?

– Поехали, – Вер обошел лодью, потрогал поверхность обшивки и запрыгнул внутрь. Кнопка сразу развернулась, выбирая место для разгона – по правилам маломерных судов в портал можно было входить со скоростью не менее шести метров в секунду. Отплыв метров тридцать, Кнопка взяла разгон, и лодья нырнула в мелькнувший напоследок искрами портал.

Через пару секунд, когда развеялся мутный морок, Кнопка с удивлением рассматривала через лобовой обзорник внутреннюю часть какого-то огромного транспортного ангара. Рядом в высоту уходили контейнеры, а вдали торчали остовы бортовых погрузчиков. Слева, почти теряясь в полутьме, выпирал на размеченную посадочную линию нос орбитального челнока, и за ним, в несколько рядов друг на друге, – эвакуационные капсулы. Увидев прямо перед собой человека в орбитальном комбезе и в горевших различными цветами сигнальных перчатках, замершего, явно тоже в удивлении, Кнопке поплохело. Приборы на панели управления показывали, что перегрузка внутри была значительно выше нормы. Транспортник, судя по объему еще и дальний, находился в полете. Резко повернувшись назад, Кнопка обнаружила пустое кресло. Вер исчез.

* * *

По дорожке, точнее тропинке, вьющейся среди массивных камней и небольших, тянущихся верх сосенок, неспешно двигалась группа – чвабур впереди, по неуемному характеру своей расы перепрыгивающий повороты тропинки, за ним два человека, успевающие разговаривать, для чего передний постоянно оборачивался к собеседнику. И замыкал группу фогги – тому вообще не нужна была тропинка, но препятствия облетать все-таки приходилось, и туманообразное тело фогги, чуть мелькая разрядами, величественно обтекало камни и сосенки. Узкая тропинка вилась над обрывом, где внизу чуть, скрытая туманом, мелькала ленточка реки, сдобренная по течению множеством каналов и стариц. Озерца, не закрытые тенями от деревьев и построек, блестели под поднимающимся солнцем, казались живыми глазами планеты, но далеко-далеко, почти у горизонта, вода была уже тяжелой массивной темно-синей полукруглой плитой – там лежало, еще не освещенное Солнцем, непроснувшееся море.

Тропинка добежала до скального выступа и исчезла, раскрывшись небольшой обзорной площадкой. На дальней огромной лавочке из сухих обтесанных бревен обнималась одинокая парочка, и группе пришлось удовлетвориться лавочкой поменьше – в начале площадки. Впрочем, тут было неплохо – здесь обзорная площадка вспучивалась невысоким пригорком, и оттуда весь мегаполис лежал как на ладони. Люди уселись, чвабур просто прислонился к нагретому дереву, усевшись на собственный хвост, а фогги завис повыше – и чтобы в разговоре участвовать, и чтобы созерцать раскрывшийся пейзаж было комфортно.

Посмотреть действительно было на что. Нижний город, причудливо изогнутые строения были еще в полутьме, только начинал пробуждаться, но уже и там чувствовалась жизнь – транспортные потоки обтекали здания, ветвились, уплотнялись в нескольких сформированных узлах и сливались в широкие трасы между ними, уходящие за горизонт. Город начинал день, многочисленные рекламные голограммы сотнями поднимались вверх и исчезали, покрытие зданий: круглых, треугольных, любых возможных форм, перетекающих одна в другую, – сменялось на теплое, матовое, приспосабливаясь к смене суток, напитывалось энергией светила. Можно было представить, что творится на улицах и в подземных уровнях – скопяне шли на работу, двигались в потоках пешеходов и транспорта, спешили по своим насущным делам. Скопа меняла ночной мир на дневной.