Всё я понимала – и что кончу я плохо, и что «так жить нельзя»… А что я могла сделать? Я напоминала себе муху, бьющуюся об стекло. Смотреть в зеркало на себя я уже не могла – рожа была абсолютно старческая. И когда я успела так постареть??? Я не могла смириться с тем, что эта ужасная старушка в морщинах – я, которая ещё недавно была цветущей женщиной.

Сказать, что я всё на свете ненавидела, было бы абсолютно неправильно. Нет, я всё ещё была открыта и людям, и новым заблуждениям. Смешно, но жизнь таких дураков, как я, абсолютно ничему не учит…

А тут вдруг всё сошлось одно к одному: моментально кончились те небольшие деньги, которые у нас называют «пенсией», перестал функционировать интернет, кошка, которая должна была вот-вот родить, тоже голодала (и это терзало мои нервы больше всего – я совершенно не могла видеть, как страдают животные), погода была полная дрянь – на пляже дул холоднючий резкий ветер, и море вздыбливалось огромными грязными волнами. Тот единственный человек, который мог мне реально помочь, сам сидел без денег. А самое главное – я ведь рассчитывала, наконец, остаться совсем одна, потому что нашла, вроде бы, неплохое пристанище на зиму – караулить дом, но семейство, состоящее из довольно тихого работящего нерусского мужика, симпатичной девочки двенадцати лет и назойливой полной дуры их жены и матери, которая никому не давала покоя, не торопилось уезжать в тот город, где они жили постоянно. Их отъезд всё затягивался и затягивался на неопределённое время, хотя девочке давно надо было в школу (лето прошло, шёл сентябрь).

Баба пугала, что она останется тут ещё на месяц или два – дел, видите ли, невпроворот (а что она делала, интересно, летом, если везде царил сплошной развал?) – дурная энергия в ней так и кипела…

А я голодала уже несколько дней. Нервы были на пределе, потому что не было и намёка на то, что ситуация как-то улучшится. Выхода даже не просматривалось. Всё было глухо, как в танке. Я не спала по ночам, а днём лежала в своей комнатке в слезах. Хотелось умереть – сил жить уже не было, но жизнь ещё тем и подла, что по заказу умереть невозможно.

Просто не верилось, что это закончится хорошо. За последние десять лет я уже привыкла, что всегда всё заканчивается полной катастрофой. Причина была простой, но озвучивать её не рекомендовалось: как только я выдавала свои «соображения» насчёт общества, устройства жизни и прочие комментарии, против меня сразу начинали ополчаться все примитивы и зауряды, которые теперь переместились из реальной жизни в виртуальную и резвились там на просторе, не рискуя быть пойманными за руку, когда творили очередную мелкую пакость ближнему.

Тем не менее, надо было продолжать жить. Лечь на берегу, уткнувшись головой в грязный песок (пляж никто не убирал, здесь вообще никому ни до чего не было дела), я не могла. И придумать что-то позитивное, что пошлО бы мне на пользу и изменило бы моё безвыходное положение, было просто невозможно. Работу здесь можно было найти только сугубо сезонную, да и на ту охотников было много – безработица, как и везде, была просто катастрофической, экономика страны лежала в полном развале, при последнем издыхании.

Сил слушать глупости, которые выдавала баба каждую минуту, уже не было. Самое последнее, что она придумала, было – «ты нас постоянно объедаешь» (как-то я взяла ложку сахара в чай). Это при том, что они позволяли себе брать мои продукты – помидоры, картошку, когда им было лень сходить на рынок. Было просто нестерпимо противно находиться рядом с такими людьми. Я ушла на пляж, хотя погода была преотвратная, и наплакалась там вдосталь, понимая, что глупая мерзкая баба не стоит моих слёз. Как всегда «на нервной почве» сильно закололо сердце и потом кололо весь день, не переставая.