Молчала до тех пор, пока Вран имя Латуты не назвал – имя, которое русалка точно слышала, точно помнила.

Потому что одно чрево с Латутой делила.

Не было у Латуты никогда близняшки. Сколько Вран себя помнит – не было. Не говорил никто и никогда о сестре её единоутробной погибшей, не молчат о таких вещах обычно, – но о Рыжке этой ни слуху ни духу не было. Рыжка – это её Сивер уже от отчаяния так прозвал, чтобы хоть как-то к ней обращаться. Не то чтобы её сильно волновали все его обращения.

Не хотел это Вран за правду принимать. До последнего не хотел. С Сивером спорил, с Баей даже. И когда Сивер ему в очередной раз в сердцах в деревню вернуться предложил да на Латуту живую поглядеть, неожиданно для себя согласился.

А потом новая неожиданность выяснилась: ищут его всё-таки.

Крики Вран ещё издалека услышал, когда до деревни приличное расстояние оставалось. Начало небо темнеть уже стремительно, как всегда зимой бывает, пар изо рта всё гуще становился – и похолодало в придачу.

– Вра-а-ан! – приглушёнными отголосками по лесу разносилось. – Вра-а-а-а-ан!

– Ну вот и отлично, – устало Сивер сам себе кивнул. – Сейчас к ним тебя отведём – и распрощаемся. Ты только к нам никого не тащи, ясно тебе? Ни к нам, ни на болото – я сам тебя в нём утоплю, если дружков туда своих привед…

– Нет, – прервал его Вран, на Баю смотря. – Не надо меня ни к кому отводить. До опушки меня доведите, хорошо? Только до опушки.

– Ищут тебя, – Бая сказала.

– Знаю, – ответил Вран. – И не надо, чтобы сейчас нашли. Я только посмотреть хочу.

– Опять двадцать пять, – раздражённо выплюнул Сивер. – Ты сколько эти песни нам петь будешь? Всё, закончились гости, повеселился – и хватит! Спасибо за то, что имя сестры её назвал, дальше я сам разберусь!

– Бая, – упрямо сказал Вран, продолжая на Баю смотреть. – Отведи меня к опушке перед деревней. Пожалуйста. Не к голосам.

– Хорошо, – ответила Бая.

И ни вопросов ему никаких не задавала, ни на Сивера, вновь вскипевшего, внимания не обращала. Просто за собой Врана повела. Вран ей был за это очень благодарен. Вран и не хотел раньше времени на её вопросы отвечать. Даже сам о них задумываться не хотел.

Звучало всё громче его имя, пару раз они чуть с деревенскими в лесу не столкнулись – но Бая вовремя в сторону уходила, ловко их обходя. К опушке уже затемно добрались – замедлился у Врана шаг совсем, холод снова тело его сковал, да и путь неблизкий был. Далеко люты от деревни Врановой расположились, а болото ещё дальше – полдня от дома до него надо идти, Вран помнит.

Вран помнит…

Вран помнит глаза этой «Латуты» взволнованные – детские совсем, растерянные глаза, никогда она на Врана в деревне так не глядела. Помнит и взгляд её безумный, когда она на болоте в пляске своей дикой вертелась – будто огни какие вместе с ней в глазах её плясали, буйные и яркие, совсем не такие, как в окнах деревенских сейчас, на которые Вран издали смотрит.

Вран знает, как среди деревьев притаиться так, чтобы ни с какой точки тебя заметно не было – ни из леса, ни из деревни. Пригодилось ему сегодня это знание: потянулись люди постепенно за забор общинный обратно, когда закат на пятки наступать стал, никто не хотел в час переломный лишний раз с нечистками спящими связываться. Многих Вран видел, кого-то – мельком, кого-то в подробностях разглядеть успел.

– Ну и? – с нетерпеливой досадой Сивер то и дело шёпотом спрашивал. – И что? Что мы тут торчим-то здесь с ним, Бая? А ты что к земле примёрз? Вон деревня твоя, вон дом твой – так вали в него поскорее, можешь не благодарить даже, только исчезни уже наконец!