– И милорду Дойлу я могу ответить…

Что именно она хотела сказать, Дойл не узнал – сверху снова спустились тени, на этот раз вдвоем, с целым мешком.

– Поставьте здесь и осмотрите подвал и людские, – велел Дойл и, когда они снова остались вдвоем, раскрыл мешок.

– Увы, – леди Харроу тихо вздохнула, – вернулся глава тайной службы, а при нем я говорить не могу.

Дойл бросил на нее быстрый взгляд, чтобы убедиться в том, что не ослышался – это действительно была шутка. Добрая и, пожалуй, достаточно остроумная – явно не из тех, которые обычно ему адресовали женщины.

– Вы продолжите, когда он нас оставит, и мы снова будем одни, – сказал он и вытащил из мешка первый предмет.

Рассмотрел внимательно и, хмыкнув, положил на скамью – обычное зеркало в черепаховой оправе, снова эмирской работы – но едва ли волшебное.

Потом на свет была извлечен небольшой золоченый трезубец, который привлек внимание Дойла, когда он впервые увидел леди Харроу. Тогда он не мог рассмотреть прибор, но теперь изучил его внимательно. Все три зубца были хорошо заточены, правый и средний были одной длины и значительно длиннее левого.

– Что это за вещь, леди?

– Вилка. Ее используют в Эмире, когда не хотят запачкать руки о пищу.

– Когда я перестану подозревать вас в колдовстве, – задумчиво произнес он, – я обязательно начну подозревать вас в шпионаже в пользу Эмира. Ваза, это зеркало, теперь – вилка.

Леди Харроу ничего не ответила, и Дойл продолжил изучать найденные тенями улики, которые на улики, надо сказать, походили не сильно. Надо совсем отчаяться, чтобы арестовать человека за хранение подобных вещей.

Были книги: сборники поэзии, Святейшая книга и роман о подвигах, которые его ничуть не удивили; трактат «Анотомикон или человека описание», который был весьма неожидан в библиотеке женщины; несколько томов эмирских сказок и древних легенд.

Были украшения. Птичьи перья – леди Харроу показала детские игрушки, которые иногда собирает из них. И больше ничего.

Гостиную тоже обыскали, причем очень тщательно – с простукиванием стен и полов. Наконец, тени объявили, что больше ничего подозрительного в доме нет. Дойл повернулся к леди Харроу и сказал тихо:

– Леди, глава тайной службы короля удаляется.

– А что милорд Дойл?

– Он рад, что подозрения в ваш адрес были напрасными. Теперь позвольте пожелать вам хорошего вечера, – он поклонился настолько, насколько позволяла спина, и последовал за тенями, не дожидаясь ее ответа.

Следующий месяц не прошел – промчался галопом, принеся с собой бесконечные обыски и допросы. Дойл обещал перевернуть город вверх дном – и он это сделал. Комната, куда он складывал изъятые запрещенные предметы, была заполнена почти до потолка, подземелье наполнилось бедняками и лордами, одинаково лепечущими оправдания, но настоящая ведьма ускользала.

Дойл был в ярости. И не только потому, что ничего и никого не нашел, но и потому, что не уложился в отведенным самому себе срок, – наступала Большая охота, и отговорить от нее Эйриха было невозможно.

– Брось, брат, ты становишься похож на сумасшедшего охотника на ведьм, – сказал ему Эйрих за неделю до выезда. – Твоя ведьма, должно быть, уже убралась из столицы. Или влюбилась здесь в какого-нибудь лорда и сейчас занята не кознями, а…

Король не договорил, только подмигнул. Дойл махнул рукой:

– Хорошо, что ты все еще шутишь.

Чем ближе была охота, тем больше он укреплялся в мысли, что она не пройдет гладко. Действительно, в замке, в столице король под надежной охраной, тогда как в лесу он станет значительно более уязвим. Поэтому, когда Эйрих спросил, едет ли он, Дойл однозначно ответил: