– Каковы твои права на корону?

– Я – единственный законный потомок короля Ольдена Шестого. Ваш дед, милорд страшилище, был рожден вне брака, – огрызнулся Риверс, и тем решил свою судьбу. Дойл поднялся с табурета, подошел к Риверсу поближе, взглянул в глаза – совершенно бесстрашные, и вздохнул. Пожалуй, ему нравился этот мальчишка – смелостью. Говорить о мужестве легко, а вот бросать оскорбления врагу, взявшему тебя в плен, будучи безоружным – на это нужна действительно большая смелость. Дойл это знал слишком хорошо.

К сожалению, как это часто бывает, в придачу к смелости Риверс получил маловато ума.

Он умер быстро – тонкий узкий кинжал вошел ему между ребер в сердце. Мальчишка захлебнулся, закашлялся. Тело упало на ковер. Дойл вытер кинжал о его белую в грязных разводах рубаху и вложил обратно в ножны.

На то, чтобы построить переправу, добраться до крепости Хэнт и завершить показательные казни изменщиков и заговорщиков, а также любезно помиловать тех, кто не был ни в чем виноват, ушло пять дней, и еще неделя потребовалась, чтобы вернуться в столицу с полной победой.

К этому времени замок опустел: праздник закончился, и лишние люди разъехались, остались придворные и те, кого король пригласил ко двору на время.

Дойл с своим войском прошел по главной улице Шеана, за ним провезли начавшее подгнивать тело милорда Гая. Народ встречал их рукоплесканиями и приветственными криками, но какими-то не слишком уверенными – они предпочли бы встречать вернувшегося с победой блистательного короля. Радоваться милорду Дойлу в народе было не принято.

Зато Эйрих встретил его с распростертыми объятиями, правда, его взгляд был настороженным. Дойл уловил это мгновенно, поэтому не удивился, когда, кратко поздравив его перед всеми с победой и поблагодарив за верную службу, король велел ему следовать за собой.

В небольшой комнате возле зала для приемов было тепло, горел камин. Эйрих сам помог брату снять доспехи, указал на кресло, а потом спросил:

– Что с Гаем и Риверсом?

Дойл откинулся на спинку кресла и сказал:

– Мертвы оба. Гая я казнил как мятежника – его телом можно полюбоваться на центральной площади.

– А Риверс?

Они оба понимали, в чем смысл этого вопроса.

– Погиб в бою. Большая жалость, – ответил Дойл ровным тоном, словно сообщал какую-нибудь пустячную светскую новость. – Храбрый был юноша, как и полагается потомку Ольдена, встретил смерть лицом к лицу, не пытаясь бежать. Его опознали – лицо совсем не пострадало. Я взял на себя смелость распорядиться, чтобы его торжественно похоронили в Хэнте.

Эйрих едва заметно кивнул – можно было не беспокоиться, что через год появится другой юноша, называющий себя Риверсом и претендующий на корону.

– Ты поступил правильно, Торден, – сказал он вслух, а Дойл спросил:

– Что произошло в мое отсутствие?

– Твои соглядатаи вынули из меня всю душу, – улыбнулся Эйрих. – Теперь, когда ты вернулся, я ни минутой дольше не желаю видеть физиономию нашего святейшего отца.

– Он берег твой покой как верный пес, – ответил Дойл.

– А теперь забери его обратно на псарню – и подальше от меня. Его люди не оставляли меня одного даже в спальне. Хочу приласкать жену – и чувствую, что кто-то на меня смотрит. Даже рыцари были бы лучше – их хотя бы видно по доспехам.

Дойл расхохотался:

– Отличная работа. Я велю им стоять спиной к постели, когда они сторожат твой сон.

– Лучше убери их подальше, – хмыкнул Эйрих, – а то королева начнет сомневаться в моей мужественности.

– Твоя мужественность, дорогой брат, уже давно неоспоримый факт для все страны, – ответил Дойл не без двусмысленности, – так что одна королева не подпортит твоей репутации.