Встревоженное курлыканье подняло всю стаю, несколько десятков журавлей. Они кружились, курлыкали, курлыкали и бестолково куда-то улетели.

– На следующий год они сюда не прилетят, – сказал «Белая голова».

Полуголый тип с ружьём на плече, как ни странно, подошёл к путешественникам.

– И зачем ты это сделал? – едва сдерживаясь, спросил его «Белая голова»

– Я не в них, я стрелял ради фотки, когда вся стая на взлёте.

– Доволен?

– Да, получилось.

– Комары тебя не съели?

– Я себя приучил не обращать на них внимания.

– И кем ты сейчас себя чувствуешь?

– А в чём дело-то? Что ещё за вопросы?

– Всё – не переживай!

– Какой крутой торс, – восхищённо произнесла Катина сестра. – И что-то на нём наколото?

– На груди этой наколото – «Я ТАКОЙ», – не без гордости сообщил «Белая голова.»

– Не хватает одного слова, – с досадой сказала Аграфена Васильевна.

– Я знаю какого, – заявила Катина сестра. – «ПРОСТОЙ».

Эту театральную сцену, не без интереса, с открытым ртом, пытался понять «стрелок».

«Ну да, ну идиот, чувствую себя виноватым, простите.» – ожидала услышать Аграфена Васильевна и наверно Катина сестра. А услышали вот что – Кддддддддддддддддддддддд ддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддддд

– Это не переводится, – сказал «Белая Голова», – нам повезло, что он от злости велосипедов наших не съел.

Обрадованные тем, что он их не съел, путешественники сели на них и поехали дальше к лопухам которые, возможно, ещё застали динозавров.

– А ведь он тоже «Динозавр.» Ну, этот урод, – привредно и громко сказала Катина сестра.

– Не переживай, он уже от стыда сгорел, – покачала головой «Водомерка».

Мы с Максимом встречаемся иногда около колодца и обмениваемся новостями, он рассказывает мне про очередную прочитанную им книжку, я ему про свою, и разговоры наши продолжаются у меня на террасе. Бывает, поздно вечером он спохватывается, что воду-то из колодца он до дома не донес. Тогда он произносит: «Ну я и „Тритон“», и это означает высшую степень его рассеянности… Из-за этого он получает от бабушки выговор:

– Бог знает, чем твоя голова забита, только не делом.

– А каким делом у него должна быть забита голова? – спросил я его бабушку.

– Да хоть компьютером, а то каким-то «Тритоном».

– Кем?

– «Тритоном». Ему этот Тритон даже как-то приснился. Вон другие дети как дети – покатаются на велосипедах и к компьютеру, или по хозяйству помогут, а этот привез из Москвы кучу книжек и читает, и читает, и чего-то в своей тетрадке рисует, пошлешь за водой, к вам зайдет и про воду забудет.

– Вы считаете, что и я косвенно виноват в том, что его голова бог знает, чем забита?

– Нет, Вы на него оказываете хорошее влияние, положительное, мне даже кажется, что ему хочется с вами посоветоваться на счет этого самого «Тритона».

– Интересно, – сказал я. – Очень интересно.

Торопить события я не стал. Через три дня после нашей последней встречи Максим пришел и с порога, не забыв поздороваться, сказал:

– Хочу с Вами посоветоваться насчет «Тритонов». Меня интересует Ваше к ним отношение, Вам не кажется, что они не миф, а реальность?

Эрудированность Максима меня восхищала. Его умение вникать в, казалось бы, ничего не значащие для другого ребенка детали какой-нибудь необычной истории говорили о его аналитических и логических задатках.

– Разговор, как я понимаю, будет у нас долгим, поэтому проходи и устраивайся поудобней, – сказал я, приглашая его на террасу. Он устроился в кресле в позе авиапассажира, собирающегося вздремнуть, и я было подумал, что именно за этим он ко мне и пришел. – Может чаю с медом?

– Спасибо, нет, чай отвлекает, – Максим, откинув голову на спинку кресла, закрыл глаза. Это означало, что он готов задать мне непростой вопрос.