Иван Никитич умер, когда Михаилу исполнилось шесть лет, а с ним навсегда ушло радостное беззаботное время. Мальчик горько переживал его смерть и тосковал возле свежей могилы у ограды Петропавловского собора, где по традиции хоронили комендантов крепости.

Оправившись от переживаний и покинув обжитой дом, Дмитрий Иванович поспешил заполнить педагогический вакуум, образовавшийся вокруг сына, и остановил свой выбор на немце-гувернере, которого присоветовал ему сослуживец. Доводами к такому шагу послужили прежде всего известная педантичность и внутренняя дисциплина, присущие немецкой нации. Вдобавок немец, имя которого так и осталось неизвестным, на собственной шкуре познал несложную прусскую армейскую педагогику, в которой подзатыльники и розги были надежными средствами воспитания в духе неукоснительного повиновения.

Как же складывались отношения воспитателя и воспитанника? Немец жаловался отцу и матери на короткую память Михаила и «удлинял» ее своим изуверским способом. Удары розог, вызывавшие молчаливые слезы, то и дело слышались из комнаты, где производилось учение. Мать безуспешно пыталась смягчить Дмитрия Ивановича, в общем-то считавшегося с мнением жены. Но он оставался непреклонным и прекращал разговор о воспитании сына следующей фразой: «По мне, лишь бы дело шло».

Дело шло с успехом. Михаил основательно овладел немецким и французским языками, неплохо музицировал, приобрел навыки светского общения. Наконец-то и пребыванию изверга-гувернера в доме Скобелевых был положен конец. Михаилу в ту пору исполнилось двенадцать лет. По обыкновению семья с прислугой выезжала на лето в Спасское, родовое имение Скобелевых на Рязанщине. Скобелевы жили с соседями дружно, наезжали к ним с визитами и устраивали у себя хлебосольные приемы на православные праздники. На одном из них Михаилу приглянулась соседская девочка. Как правило, мальчишки в этом возрасте почти все безнадежно влюблены и полны рыцарских побуждений. И когда оскорбляют в присутствии избранницы, ну, например, награждают обычным тумаком, то разве это в состоянии выдержать юная душа! Конечно, нет! На тумак следует ответ: звонкая оплеуха. Немец опешил. Михаил без обиняков дал понять, что многолетние потуги слепить из него натуру безвольную потерпели провал. Звук пощечины дошел и до скупого на чувства Дмитрия Ивановича. Гувернер получил расчет, а отцу пришлось немало передумать, прежде чем окончательно решить судьбу сына. Полковник гвардии рассуждал так. Ни ликом, ни телом, ни норовом мальчуган для военного поприща не подходит. Не в меру щупл. Много читает, памятлив. Обидчив, словно девица красная. Скрытен. А при определенных обстоятельствах прям до непотребности, дорожит прописными истинами. В людях более всех качеств ценит доброту, готов сразу на нее откликнуться или, напротив, затаиться в себе, если поймет, что это обман. Короче, Дмитрий Иванович заключил, что военная карьера для его сына – несбыточная мечта. «А жаль!» – вздыхал он, вспоминая завещание Ивана Никитича. Пришлось прибегнуть к совету родни. Сородичи проявили завидное единодушие – Михаил должен посвятить себя служению науке. Но вот какой? Ответ на этот вопрос решавшие судьбу Михаила отдали на откуп времени. И тут на помощь пришел случай. На одном из великосветских приемов Дмитрию Ивановичу был представлен владелец парижского пансиона Дезидерий Жирарде, отзывы о котором были весьма похвальны.

Жирарде, всем сердцем привязавшись к России, использовал любую возможность, чтобы побывать в Петербурге и Москве. И, может быть, обаяние этого человека, умение с достоинством вести себя в обществе и блестящее знание русского языка во многом повлияли на решение Дмитрия Ивановича доверить ему воспитание и образование сына. Так Михаил оказался в Париже.