– Ну вы бы хоть в коридоре не орали, – прошипела заведующая отделением.

– Что, правда глаза колет?! – буфетчица еще больше повысила голос. – Или прокурора боитесь?! Вы уже на моей памяти наворовали в особо крупных размерах! По вам тюрьма плачет!

В кабинете заведующей отделением главная медсестра сказала:

– Сейчас пишем акт. От работы я вас, Панячкина, отстраняю, буфет передайте Галине Афанасьевне. Завтра с утра придете в кадры за трудовой книжкой.

– А сегодня я пойду в прокуратуру!

– Идите куда хотите, хоть… – тут главная медсестра осеклась и обернулась к старшей сестре: – Пишите акт, Галина Афанасьевна.

Старшая сестра села за стол и через пять минут акт был готов. Пока она писала, Женя, заведующая отделением и главная медсестра сидели на стульях, шеренгой протянувшихся вдоль одной из стен, и время от времени обменивались многозначительными взглядами. Буфетчица же встала у окна и смотрела то вверх на свинцово-пасмурное небо, то вниз – на двор и другие корпуса Склифа.

Расписываться в акте буфетчица, как и ожидалось, не стала.

– Не согласная я с вашими выводами! Почему не написано, для кого я еду собирала?! Ничего подписывать не стану! И объяснительные не стану писать! Нечего мне вам объяснять! Прокурору объяснять стану!

Целое шоу устроила – прятала руки за спину, зажмуривалась и трясла головой. Мол – пытайте, убивайте, увольняйте, а я не подпишу.

Пытать не стали – написали в акте, что «буфетчица Панячкина С.А. в присутствии комиссии в акте расписываться отказалась, выразив несогласие с содержанием».

– Вам еще повезло, Панячкина, – сказала главная медсестра, вкладывая акт в прозрачный файл. – Мы могли бы поступить и по-другому – прихватить вас с сумками, набитыми едой, на выходе из отделения. С полицией! Тогда бы вы по другому себя вели.

– Напугали ежа голой задницей! – рассмеялась буфетчица. – Ради таких объедков никто уголовного дела открывать не станет! Вы лучше их прихватите, – она указала пальцем сначала на заведующую отделением, а затем на главную медсестру. – Они выносят лекарства! И себя прихватите, когда спирт и наркотики станете выносить! Или вы вывозите, потому что в руках столько не унесешь?

«Ну и зараза! – подумала Женя, косясь на буфетчицу. – Всех обос. ла, кроме меня».

Несправедливость была тут же устранена.

– А это кто?! – буфетчица уставилась на Женю так, словно заметила ее только что. – Новая директорская проститутка?! Пришла учиться, как правильно над людьми изгаляться?

– Я – специалист по кадровой работе! – срывающимся от возмущения голосом выкрикнула Женя, ожидавшая многого, но никак не того, что ее назовут «директорской проституткой». – И не смейте меня оскорблять!

Вышло как-то беспомощно, по-детски. Хорошо, что вмешалась главная медсестра.

– А за оскорбление можно и под суд, – сказала она, переводя взгляд с пышущей негодованием Жени на буфетчицу. – Вы, Панячкина, так всех достали, что мы все с удовольствием и к следователю сходим, и на суд явимся столько раз, сколько будет надо. Вам для полного счастья судимость нужна? Обеспечим.

– Вы судимостью меня не пугайте… – завелась было буфетчица, но главная медсестра кивнула заведующей отделением и старшей сестре и вышла в коридор.

Женя выскочила следом за ней, не забыв заклеймить на прощанье буфетчицу гневным взглядом.

– Как впечатление, Евгения Александровна? – поинтересовалась Ольга Владимировна.

– Поганое, – честно ответила Женя.

– Привыкайте. Еще и не такое бывает. Помню, была у нас в токсикологии одна медсестра, так та, когда ее увольняли, разорвала на себе халат и пижаму и бегала по двору с воплями о том, что заведующий отделением хотел ее изнасиловать. Это с учетом того, что при ее разговоре с заведующим присутствовала я и старшая сестра. У нас, кстати, такое железное правило – с проблемными людьми в одиночку не общаться. Это касается как сотрудников, так и пациентов.