Внутри Собора было холодно и темно – закрытые туманом, словно ставнями, витражи ослепли и состарились. Выжившие Мясники Божьи иступленно молились у алтаря, и Мартейну стоило немало усилий заставить их действовать.

Когда он вышел, Илая привычно ждала его у лошадей.

– На сегодня все, – сказал Мартейн. – Я безмерно благодарен вам за поучительную экскурсию, но мне надо хоть немного поспать.

– Вы знакомы с гербом города – драконом, пожирающим свой хвост? – внезапно спросила собирательница слухов. – Вы знаете, что он символизирует?

– Смерть и перерождение? – вяло откликнулся Мартейн. Он готов был улечься прямо на ступенях Собора, хоть опухоль на руке и дергала, как больной зуб.

– Традиционно – да. Цикл бытия, вечность, которая сама себя тратит и возобновляет. Своего рода бессмертие. Считается, что эта эмблема пошла от Королей-Драконов, но задолго до их появления в этих краях существовали древние культы Луны, той самой колдовской Луны Фестиваля, которую вы имели удовольствие наблюдать вчера. Так как Луна периодически увеличивается и уменьшается в размерах, она стала символом цикличности жизни и ассоциировалась со змеем.

– Занятно.

– Не более того. Символ – не вещь в себе, застывшая во времени. Он текуч и имеет свойство менять свое значение. Не изменил ли теперь этот символ свой смысл на более мрачный? Слепая жадность, безудержная аутофагия, каннибализм. Грех.

– Никогда не рассматривал это с такой точки зрения.

– Этот город жиреет от своих же мертвецов, господин Орф, и в конце концов он проглотит сам себя. Эти медицинские практики, которые распространились по всему миру отсюда… Они ненормальны. Бороска – город Луны, колдовства и суеверия. Свет Солнца, свет рационального разума не достигает темных глубин Подземелья, и никогда не достигнет. Поэтому Подземелье опасно, господин Орф, смертельно опасно для всего человечества. И я убеждена, что оно как-то связано с чумой. Чума пришла оттуда.

– Надо же, – Матейн краем плаща вытер лоб от выступившего склизкого пота. – Вы так бесстрашно произносите это слово. На Совете все упорно избегали его и называли Великую Чуму просто «болезнью».

– Естественно, господин Орф, это обычная реакция – замолчать беду, но пользы от нее никакой. Вам плохо?

– Нет. Мне просто надо немного поспать.

Илая забралась на лошадь. В глазах Мартейна плыло, и женщина теперь, окруженная прядями тумана, и вправду выглядела, как сова. Страшная, призрачная сова, перья которой сияют под луной красным светом.

Она не спешила уезжать.

– Вам не идет этот шарф, господин Орф, – наконец сказала она. – Позвольте предложить вам кое-что, что соответствовало бы достоинству логиста.

Из седельной сумки она достала какой-то предмет и протянула ему. Мартейн взял его. Это была маска из твердого белого дерева, похожего на кость, изображающая воронью голову. Длинный клюв, темные линзы, ремни и шнуровка.

– Это один из артефактов септологов, – сказала Илая. – Линзы подстраиваются под остроту зрения, а внутри кожаные подкладки, чтобы не натирало. Очень удобно.

– Откуда он у вас?

– Неважно. В клюве – ароматические травы, чтобы вас вдруг не вырвало от запаха разложения. В маске это будет опасно для жизни, вы можете захлебнуться. Не снимайте ее, даже когда ляжете спать. И самое главное – запомните – она никак не защитит вас от чумы. Она просто не даст ей вырваться наружу.

– У вашего шлема такие же свойства? – рассеяно спросил Мартейн, вертя в руках маску. – Поэтому вы… Илая?

Ответа он не дождался. Услышав ленивый перестук лошадиных копыт, он поднял голову, и увидел, что Илая Горгон растворяется в тумане.