Блогер уточняет, есть ли фото? Марина объясняет, что ей было не до них. Блогер пытается разузнать, что за чертовщина творится в Заказнике? Марина вздыхает и раздумывает. Наконец вспоминает массовую стройку, множество несчастных случаев. Как мужики дрались из-за баб, бутылки и денег, что нет на свете силы, которая убережёт от глупости и корысти. Теперь неприкаянные души восстают с того света и предвещают конец времён, о котором писал в Откровении Иоанн Богослов. Надо молиться. Блогер бесцеремонно обрывает её теософию и благодарит за интервью.
Матвей листает ленту его видеоработ, и следующая, появившаяся спустя месяц, уже про Бангладеш. А потом про Кыштым и тамошнюю трагедию на «Маяке» пятьдесят седьмого года. Наконец, репортаж про Аланию. О Заказнике больше ни слова.
В комментариях народ иронизирует, резвится и гогочет; единицы верят в правдивость сюжета про Заказник. «Очередная история для хайпа», «актриса едва справляется с ролью», а «паспорт – вообще не доказательство». Фото, ясное дело, монтаж. Вообще ролик – это заказуха наших спецслужб, чтобы очернить имя Ярушевского.
Он отрывается от экарна и видит, что на диване осталась только задремавшая Грелка, а телек выключен. Слышит с террасы приглушённую болтовню мамы со Славой. Матвей тормошит Грелку и предлагает переместиться в спальню.
>>>
Снился тот же кошмар, что и в рехабе. Пьяный Слава на изгаженной кухне распахивал наглухо законопаченное окно и впускал весенний ветер, приносивший заводскую вонь, морской воздух и обрывки ароматов сдобной выпечки. И Славе это нравилось, покуда он не разучился радоваться. Когда это произошло? Наверно давным-давно, но осознание приходило постепенно, набегало волнами. Вскоре волны росли, прибивая к пляжу отчаяние и страх. Когда поднялось цунами, Слава накарябал карандашом всего три слова, выбрав для посмертной записки картонную упаковку от «чокопай»: «Ушёл сам. Заебало». Из окна его вырвал собутыльник, вставший спозаранку отлить. Слава рыдал, заливая слезами замусоленную кухонную плитку. Пришёл в себя уже в машине скорой. Сон же был с иным финалом. В нём Слава успевал выпрыгнуть и разбиться об асфальт. Часть его черепа откалывалась и застревала в грязном сухом сугробе.
Он просыпается, но уже не в холодном поту, но с усталостью; сон заучен, каждый ракурс известен, и он запросто мог бы снять по мотивам кошмара фильм, только кому на экране интересна рутина? По самой примерной статистике в год от суицида гибнет около пятнадцати тысяч человек. В среднем по стране. Число, уверен он, сильно занижено.
Матвей замечает на террасе укутавшуюся в плед Грелку. Сон не идёт, и он решает покурить, присоединившись к полуночнице. Она видит его, улыбается и поспешно утирает слёзы, будто избавляется от отпечатков с орудия убийства.
– Хнычешь? – спрашивает он.
– Ну. Не спится. Дай, думаю, поною.
– Просто так?
– Причина есть всегда. – Резко отвечает она.
– Какая?
– Не буду я трепаться! Даже Матвей не знает.
– Вы с ним пара или как?
– Сложно сказать, – пожимает плечами Грелка.
– Вовсе нет, – мотает головой Слава и продолжает: – просто он не твой человек, а ты – не его. Вам не о чем разговаривать, вы с разных полюсов. Где вы вообще познакомились?
– В night club, где богатенькие children’s корчили из себя богему, – усмехнулась Грелка.
– И чем Матвей покорил тебя? Смазливой рожицей?
– С тобой неинтересно, приходится молчать.
– Потому что всё слишком просто, – вздыхает Слава.
Вдалеке, на трассе, проносится угорелый рыдван, рёв которого слышен на три соседних области. Псы заливаются лаем и быстро утихают. Пахнет чем-то горелым и пряным.