Она затопала прочь. Со скрипом распахнулись ставни, и прозвучало раздосадованное:

— Улетела! Успел-таки… Жаль, красивый был черепок. Ну ничего-ничего… Лошадь твоя никуда не денется.

Снова застучали её шаги, уже в другой стороне. Сорванная со стены медвежья шкура упала на пол, зашуршал засов, заскрипела дверь. Из потайной комнаты пахнуло трупьём — запах был такой силы, что ощущался даже сквозь удушающий аромат трав. Яга вернулась к Морену: аккуратно, стараясь не задеть пластины на его одежде, отстегнула меч, забрала охотничий нож, сняла сапоги и вытряхнула из них запасной нож. Обувь она бросила к сундуку, а меч положила на него сверху. Хотела было снять и пояс, но всё же задела случайно одну из пластин. Взвизгнула и отдёрнула руку.

— Весь в железе! — возмущённо повторила она.

Пояс она в итоге срезала кинжалом, убрав к остальным вещам. Схватив Морена за босые щиколотки — пальцы её оказались ледяными, — она без усилий затащила его в соседнюю комнату. Здесь было куда темнее, а трупный запах стоял такой силы, что глаза начинали слезиться. Прислонив Скитальца к стене, держась только за ткань плаща, Яга обмотала верёвками его руки и ноги.

Когда она зашагала прочь, у дверей раздался шорох ткани и всхлип. Яга остановилась, шумно втянула носом воздух и воскликнула:

— Фью-у-у! Да ты кровишь, как женщина! — её голос дрожал от отвращения. — Мясо попортила!

Всхлип раздался снова, перетёк в рыдания. Яга какое-то время молчала, а потом произнесла в раздумьях:

— Может, оно и к лучшему. Коль они отправили его ко мне, пора напомнить местным, кто их бог. А запасов мне хватит…

Дверь захлопнулась, забрав последние остатки света. С обратной стороны послышался скрежет засова, и Морен открыл глаза.

Он оказался в просторной, но абсолютно пустой и тёмной комнате. Окна под потолком закрывали плотные ставни — с их помощью защищали тела от ворон, — и воздух ощущался удушливо затхлым. Ни мебели, ни вещей не нашлось, только свёрнутые мотки верёвок, разбросанные по углам. А напротив него, у самой двери, на полу сидела девочка. Руки и ноги её были связаны, она прижимала колени к груди и вздрагивала от бесшумных рыданий. Когда Морен взглянул на неё, она вскрикнула от ужаса и вжалась в стену.

— Не бойся, — не слишком громко, но достаточно, чтобы его услышали, заговорил он с ней. — Ты ведь Мала, верно? Я пришёл за тобой.

— Вы чудище? — спросила она. — Нечистый? У вас глаза светятся. Откуда вы знаете меня?

— Я не чудище. Меня называют Скитальцем. Слышала обо мне?

Она медленно кивнула.

— Моя работа — убивать чудовищ. Твоя мама попросила найти тебя, вернуть домой и убить чудище, что держит тебя здесь.

Успокоившись было, Мала снова начала рыдать.

— Почему она так поступает? Она всегда была хорошей!

Морен широко распахнул глаза, на мгновение потерявшись от столь резкой перемены. Девочка впадала в истерику, и его холодом сковывал страх, что их могут услышать.

— Тише!

— Неужели она считает меня плохой?

— Мала, тише.

— Что плохого я сделала?!

— Пожалуйста, тише!

Ему пришлось повысить голос, но это подействовало — Мала продолжила глотать слёзы, но уже молча. Морен прислушался. Шкура, что висела в «гостевой» Бабушки Яги, не только прятала от глаз ещё одну комнату, но и поглощала звуки — вот почему он не услышал девочку, что всё это время сидела здесь. Но Морен не мог сказать наверняка, вернула ли Яга шкуру на место, когда заперла их здесь.

Он рассчитывал, что притворится одурманенным и нанесёт удар, когда та окажется достаточно близко — наклонится, чтобы перерезать ему горло, например. Конечно, сонная одурь, или красавка по-иному, действовала немного иначе: куда чаще она вызывала галлюцинации и лишь при определённых дозах могла усыпить. Но в котелке варилось что-то ещё, что-то, что он не сумел распознать по запаху, да и варить эту траву Морен никогда не пробовал, чаще использовали сами ягоды, листья или их сок. Главное, что Яга поверила в его притворство. Вот только убить его даже не попыталась. Почему?